Глава 7. Фрилансизм

За любым троном есть нечто большее, чем король.
Уильям Пит, 1770 год.

Егоров С.Н., Цыпленков П.В.
Векторная теория социальной
революции. ‒ СПб.: б.и., 2017. ‒ 400 с., 38 ил.
Книга есть во всех крупных библиотеках России.

---

---

Оглавление

• Введение
• Глава 1. Пространство политических идей
1. Свобода или подчинение?
2. Ось источников права
3. Ось использования права
4. Революция
5. Система координат. Пределы. Единицы измерения
6. Идеальное и реальное
7. Выводы
• Глава 2. Классификация политиков
1. Эволюция личности
2. Личность и её ценности
3. Политическая типология
4. Ты «за» или «против»?
5. Элита ‒ по-простому «власть»
6. Пассионарные вожаки революции
7. Не всем удача улыбнется
8. Армия вне политики
9. Vox populi ‒ глас народа
• Глава 3. Движущие силы революции
1. Пожнешь судьбу
2. Генотип и фенотип
3. Психология революционера
4. Альтруисты ‒ рекруты революции
5. Ведущие и ведомые
6. Комплекс пассионарности
7. Распределение пассионарности в народе
8. В книгах и в жизни
9. О неизбежности бунта
10. Выводы. Вожди революции ‒ редкость
• Глава 4. Угнетение и принуждение
1. Факторы угнетения, факторы бунта
2. Сытые и голодные
3. Алгебра бунта
4. Принуждение и долготерпение
5. Бунтовать по примеру соседей
6. Принуждение как фактор бунта
7. Глава 4. Выводы
• Глава 5. Мирные революции
1. Франция, 751 год. Прощание с волосами.
2. Англия, 1215 год. Великая Хартия Вольностей.
3. Россия, 1861 год. Царь-революционер.
4. Россия, 1989-1993 годы
5. Исландия, 2010 год. Мир - народу, война - банкирам
6. Выводы
• Глава 6. Цели и задачи революции
1. Демократия без равноправия ‒ это геноцид
2. Задачи революционеров-демократов
3. Где демократия, там и равноправие
4. Оппозиция и Конституция
5. Сопротивление революции
6. Эволюция или революция?
7. Порох для революции
8. Что делать?
• Глава 7. Фрилансизм
1. Череда общественно-экономических формаций
2. Двухколесный велосипед
3. Эпоха свободного труда
4. Потребности
5. Кто ‒ кого?
6. Фрилансизм - прорыв к свободе, равноправию, демократии
7. Выводы
• Резюме
• Заключение
• Терминология
• Сокращения

В предыдущих главах этой книги мы с вами исследовали вопрос о масштабах пространства политических идей

и убедились, что в большинстве стран государства находятся в сравнительно малом объеме этого пространства. Они не далеко продвинулись от начала координат. Лишь отдельные государства устремились в направлении прогрессивных политических идей, да и то не слишком-то удалились от общей массы землян.
Мы не имеем представления о том, какие формы примет государство, если в результате революции продвинется по вектору достаточно далеко в направлении к демократии или либерализму, или к равноправию, и о том, какова будет идеология такого общества, какие возможности обретут индивиды в политическом, экономическом, духовном отношении. Но необходимо стремиться понять это и построить понятные для людей модели будущего.
Сегодня ученые перетасовывают известные и уже пройденные человечеством экономические уклады, идеологии, религии, которых не так уж много изобрели люди, конструируя оптимальную модель общества и подходящего для него государства, напоминая карапуза, который, сидя в своем манежике, переставляет давно знакомые ему кубики. Других элементов для своей конструкции он не имеет. Нам следует поискать все же новые «кубики», выбраться за пределы привычной области пространства политических идей, рассчитать, куда выведет нас вектор революции, протянувшийся в области, ещё не исследованные человечеством.
Иначе мы уподобимся мальчишкам, которые катаются на лодке по петербургской речке Мойке, воображая, что совершают кругосветное плавание. Они, может быть, знают уже, что совсем недалеко эта речка впадает в Финский залив, по которому можно выйти в Балтийское море. А там, стоит только захотеть, ‒ Атлантический океан. И плыви себе хоть в Бостон, хоть в Рио-де-Жанейро. Только ребята не поплывут из спокойной речки. Они понимают, что слишком долог для них этот путь, хотя и не непреодолим. А если не знают ещё географии? А мы уже не дети, и наш долг состоит в том, чтобы, получив в свое распоряжение новый научный инструмент, использовать его для прокладывания социального маршрута в будущее.
В самом деле, нельзя же вечно сидеть в колыбели!

Череда общественно-экономических формаций

На нашей планете уже неоднократно менялся общественно-экономический строй. Первобытно общинный сменился рабовладельческим, рабовладельческий ‒ феодальным, феодальный ‒ капиталистическим. Сменится и капиталистический. Наверняка найдутся люди, которые с этим не согласны, для которых «конец истории» уже наступил. Тот, кто считает, что капитализм, ВЕЧЕН, пусть приведет хоть какие-нибудь аргументы в подтверждение подобной точки зрения. Авторы будут искренне признательны за любые такие аргументы.
Например, некоторые ученые обосновывают незыблемость капитализма тем, что в его недрах не вызревает никакая новая экономическая формация, а классы, получившие развитие при капитализме, в действительности его могильщиками не являются: ни пролетариат, ни интеллигенция, привязанные к финансово-промышленной олигархии денежной пуповиной. Так ли это, разберем ниже.

Имманентными признаками капитализма являются:

• эксплуатация человека человеком;
• огромное сосредоточение материальных ценностей в руках ничтожной части населения;
• очень маленькое количество демократии в капиталистическом государстве.

Будет ли вечным общественно-экономический строй с таким комплексом признаков? Авторам книги этого бы не хотелось… Для разрешения этого вопроса необходимо рассмотреть закономерности смены общественно-экономических формаций. Может быть, тогда ответ на этот вопрос станет более объективным.
Мы же, глядя отсюда, с высоты двадцать первого века, можем утверждать: произошедшие смены формаций не могли не произойти. Эти смены должны были произойти и произошли закономерно. Последняя смена, смена феодализма капитализмом, происходившая буквально вчера по историческим меркам, сопровождалась в некоторых странах определенными эксцессами. Следы эксцессов, которые могли сопровождать предыдущие смены, в исторической памяти не сохранились. Так что эксцессы не являются обязательными при смене общественно-экономических формаций. Даже если эти эксцессы называются «Великая французская…» или «Славная английская…». Во всяком случае, смены формаций происходят не в результате эксцессов.
Наиболее развитая наука о смене формаций ‒ марксизм (исторический материализм) связывает все имевшие место в истории смены формаций с борьбой классов. Феодалы победили рабовладельцев, капиталисты победили феодалов… Пролетариат победит капиталистов. В этой части своего учения марксисты не правы. Для нас очевидна логическая ошибка в этих рассуждениях.
До сих пор угнетенный класс никогда не был движущей силой смены формации. Не рабы добились смены правящей элиты, изгнав рабовладельцев, приветствуя феодалов. Раб вовсе не стремится к освобождению рабов, раб мечтает стать рабовладельцем. Сказка о свободолюбивом рабе Эзопе ‒ не более чем сказка. Спартаковцы, уже вырвавшись в Альпы, почему-то повернули обратно… Не крепостные добились смены феодализма на капитализм. Крепостные мечтали о своей земле, а не о наступлении капитализма. Почему же пролетариат добьется смены капитализма на новую формацию? Никаких оснований для такого предположения просто нет.
Более того, не будем забывать и о «пуповине», которая соединяет в неразрывный симбиоз рабочего и работодателя. Стоит чуть увеличить поток денег по этой пуповине в направлении эксплуатируемых, и он моментально погасит огонь риаторов, побуждающих народные массы к бунту.
А влияла ли вообще открытая классовая борьба на смену формаций? Убедительных данных, подтверждающих эту гипотезу, нет. Если и можно что-то положительное сказать о таком влиянии, то только о некотором возможном ускорении смены формации, которая каждый раз и так произошла бы неминуемо. Да и было ли такое ускорение? Поскольку сравнивать не с чем, то и ускорение смены формаций в результате классовой борьбы подтвердить невозможно.
Но формации менялись. Это объективный факт. Почему?
К смене общественно-экономической формации всегда приводило объективное изменение в общественно-экономической жизни. Как только эти важные изменения в общественно-экономической жизни наступали, это не могло не привести к смене формации. Общество требовало нового государства, которое бы урегулировало новую общественно-экономическую активность индивидов. И формации сменяли одна другую.
Самая долгая в истории человечества формация ‒ первобытнообщинная. Долгие тысячи лет по равнинам и лесам бродили свободные охотники и собиратели. Все эти тысячи лет они бродили на грани выживания/выми-рания. Каждый отдельный индивид добывал ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Если удача от него отворачивалась, он и умирал. Добыть больше необходимого у него просто не получалось. Отнять у него ничего было нельзя. То есть отнять-то было можно, но это означало для него почти неминуемую гибель. Такого первобытного общинника нельзя было превратить в орудие. Это орудие было столь неэффективно, что не выгодно ‒ оно потребляло ровно столько, сколько производило. «Хозяином» жизни был сам охотник-собиратель.
Прошли многие тысячи лет такой жизни на грани выживания/вымирания и производительные силы несколько развились. Земледелие и скотоводство сделало индивида чуть более эффективным, а, следовательно, уже выгодным орудием. Появилась возможность отнять часть того, что это «орудие» могло произвести, без опасения, что орудие от этого испортится, помрет. Образовались рабы и рабовладельцы. Рабовладельцы образовались не потому, что часть людей потеряла моральный облик первобытного общинника, а потому, что индивид стал выгодным орудием. Если человека можно эффективно использовать на благо другого человека, всегда найдется кто-то, кто займется таким использованием. И нашлись. Хозяином жизни стал рабовладелец. И так продолжалось сотни лет.
Прошли и эти многие сотни лет, и выяснилось, что свободных мест на земле почти не осталось. Расплодившиеся индивиды ‒ рабы и рабовладельцы ‒ умножились так, что заняли всю пригодную для земледелия и скотоводства землю. До этого «момента» тот, у кого в рабстве были другие индивиды, всегда мог пригнать их на свободную землю и заставить там работать на него. И вот свободной земли не осталось. Дефицитная ценность переместилась с порабощенных индивидов на распределенную между не порабощенными индивидами землю. Главной ценностью стала земля. Кто владеет землей, тот и получает главную прибыль. Главным занятием стал не захват рабов, а захват земли. Это вовсе не означает, что феодалы перебили рабовладельцев. Какие-то рабовладельцы стали феодалами, какие-то не стали. Стали феодалами и потомки некоторых бывших рабов. В любом случае хозяином жизни стал землевладелец-феодал. И так продолжалось сотни лет.
Прошли и эти сотни лет, на протяжении которых с работающих на земле собственник этой земли мог сдирать одну шкуру. Самый распространенный и экономически эффективный размер этой «шкуры» назывался десятиной. Примерно столько из урожая работника можно было отнять, чтобы оставшегося работнику хватило для выживания. Но если таких работников у тебя сто, то твое потребление уже в десять раз больше, чем у каждого из этих работников. Ты уже можешь питаться не чечевичной похлебкой, а соловьиными язычками.
На протяжении столетий торжества феодализма больше девяноста процентов населения составляли производящие сельскохозяйственную продукцию крестьяне. Больше примерно десятины у них отнять было нельзя. И тут грянул промышленно революционный восемнадцатый век. По историческим меркам практически одновременно изобретаются паровая машина Ньюкомена, прялка «Дженни», ткацкий станок Кея… И пошло, и поехало.
Для физиологического выживания любому человеку нужно примерно одинаковое количество ресурсов. Все, что человек производит сверх этого необходимого, у него можно отнять. У крестьянина можно отнять десятину, а у рабочего можно отнять всё им произведенное, дав ему взамен кусок хлеба ‒ жалование. Тот, у кого в собственности есть прялка или ткацкий станок, да еще оснащенные паровым приводом, может отнять у производителя две десятины, три десятины, девять с половиной десятин… Оставшейся у рабочего половины «десятины» достаточно для приобретения им «куска хлеба», который необходим для физиологического выживания рабочего. Отнимание у крестьянина части произведенного им продукта заметно невооруженным глазом. Отнимание у пролетария прибавочного продукта почти совсем незаметно. Чтобы разглядеть этот процесс понадобился гений Маркса.
Проходит совсем немного времени, и у того, кто отнимает, скапливается огромное количество денег. Значительно большее, чем у феодала с его ветхой десятиной. На эти деньги богач сможет купить всех и всё, в том числе и дворянский титул феодала, если пожелает. Но не только. Он может купить себе даже законы, которые изменят общественные отношения. Он купит труд писателей, художников, композиторов, журналистов, и они «объяснят» обществу, что теперь хорошо, а что плохо. Например, то, что именно богатый угоден богу. Даже, несмотря на то, что сам бог говорил прямо противоположное. Объяснят, что капиталист у пролетария вообще ничего не отнимает. Наоборот, капиталист для пролетария ‒ благодетель; без капиталиста пролетарий умер бы с голоду. Пуповина!
Хозяином жизни стал собственник средств производства ‒ капиталист. Потому и формацию назвали «капитализмом».
Каждый рабочий приносит капиталисту прибыль. Чем больше рабочих, тем больше прибыли. Капиталисту нужно много рабочих. И вот население стало переквалифицироваться из крестьян в рабочих, в наемных работников, в пролетариат. Индивиды принялись продавать не продукт своего труда ‒ урожай ‒ а непосредственно свою способность трудиться.
Крестьян на нашей планете становится все меньше. В странах золотого миллиарда их давно уже меньше «десятины». В двадцать первом веке на всей планете, включая Индию и Китай, уже каждый второй ‒ не крестьянин. И этот процесс продолжается.
Для того чтобы стать капиталистом, когда-то нужно было либо изобрести орудия производства, либо купить их у того, кто их изобрел. В те времена деньги еще имели какое-то физическое значение, физический смысл. Они либо вообще были золотыми или серебряными, либо денежные знаки можно было в любой момент обменять на золото или серебро. Капитал по Марксу (а никто пока нечего лучшего про это не написал) это стоимость. Не деньги, а стоимость. Стоимость это характеристика товара в самом широком смысле. Нет товара, нет стоимости. Капиталист это не обладатель денег, а обладатель стоимости.
Капиталисты существуют уже несколько веков. За это время они сконцентрировали в своих руках неограниченную власть. Они могут очень многое. Почти все. Стоит только им понять, что же им захотеть, и они смогут это получить. Они могут сконструировать и оплатить удобное для их существования государство с дозированным распределением демократии, либерализма, равноправия.
Они могут сделать весь мир зависимым от своей «доброй» воли. И они уже это сделали. Весь мир у них в долгу. Посмотрите структуру задолженности по кредитам граждан любой страны. Граждане США, например, должны сегодня по кредитам десятки триллионов долларов. По просроченным кредитам. И эти требования можно предъявить к оплате в любой момент. Только «добрая» воля банкиров удерживает их от такого предъявления своих законных требований. Стоит только этой воле перестать быть такой доброй, и кризис почище Великой депрессии наступит мгновенно. Даже в нашей стране средняя задолженность по кредитам составляет около 70 000 рублей на человека. Каждый житель России, включая детей, пенсионеров и бюджетников, должен по кредитам эти тысячи. А отдавать нечем! Весь мир давно зависит от «доброй» воли банкиров.
Капиталисты не дураки. Трудно сохранить капиталистические позиции, будучи дураком. Они быстро поняли, что самая большая их проблема это сбыт. Если произведенные ими товары не будут проданы, не будет и прибыли. Не продать произведенный товар, всегда риск. Хорошо бы научиться этот риск избегать. Всем капиталистам избежать этого риска невозможно. Возможно только некоторым ‒ самым богатым. Причем, самые богатые могут стать еще богаче, разорив всех или большинство остальных капиталистов. Кризисы 1907 и 1929 годов, спровоцированные самыми богатыми капиталистами, именно так сделали их еще богаче.
На определенной стадии развития капитализма рынок вступает с капитализмом в противоречие. Рынок с его конкуренцией становится для капиталистов обузой, таким вексатором, который требует устранения. Первый путь, испробованный капиталистами в начале ХХ века, это путь монополизации. Монополии создавались путем простого слияния многих компаний по англосаксонской модели или путем слияния вокруг мощного финансового центра по германо-японской модели. В этот период монополии в развитых капиталистических странах стали нормой. Уже в этот момент цены перестали быть продуктом спроса и предложения. Сегодня цена это «продукт» монополиста. Особенно ярко это видно на примере фармацевтической промышленности.
Спровоцированные самыми богатыми капиталистами кризисы показали самым богатым капиталистам силу денег. Денег оторванных от стоимости. И они разорвали эту зависимость. В два этапа: сначала ввели Бреттон-Вудскую систему золотого стандарта (1944 год), а затем, когда все к ней привыкли, отказались от нее (1971 год). С этого момента деньги не имеют стоимости в принципе. Деньги перестали быть всеобщим эквивалентом. Деньги стали отражать стоимость товаров только условно. Настолько, насколько эту условность согласны признавать самые богатые капиталисты. Эмиссия денег стала ограничиваться только произвольным желанием эмитента. Никакого объективного ограничителя для эмитента (в частности, обязательства эмитента выдать определенное количество золота по требованию обладателя эмитированных денег) больше не существует. Все так называемые «ограничения» стали абсолютно субъективными. Деньги сами превратились в такой же товар, как пшеница или сапоги. Только с небольшим нюансом ‒ производить этот товар могут всего пара монополистов. Именно эти монополисты по производству денег ‒ фиктивного товара, такого товара, который невозможно потребить в принципе, могут всё. ВСЁ!
Расхожая фраза о сращивании, слиянии финансового капитала с государством не точна. В действительности капиталистическое государство приватизировано финансовым капиталом. Финансовый капитал безусловно и тотально управляет своим, приватизированным им государством (государствами). Это означает, что прократики, высший их слой ‒ истеблишмент ‒ в этих странах либо сами являются частью финансовой олигархии, либо наняты на службу олигархами, вне зависимости от того, как на поверхности выглядят взаимоотношения правительства и клуба крупнейших банкиров и промышленников.
Финансисты могут купить все, что угодно. Они и скупают все, что захотят. Ну, почти, все, что захотят. Грецию скупили, а вот Исландию не смогли. Может быть, потому, что в Исландии особенно ничего и нет кроме вольнолюбивых жителей. То обстоятельство, что богачами скуплено еще не всё, никак не связано с тем, что они чего-то скупить не могут. Могут. А не делают они этого только потому, что считают это нецелесообразным. Нецелесообразным исходя из собственного целеполагания. Если завтра их целеполагание изменится, изменится и их поведение.
Но не будем за них расстраиваться ‒ все самое главное они уже скупили. Кто является собственником крупнейших ТНК, сегодня нам неизвестно. Об этом мы можем только догадываться. Мы и догадываемся. Самыми крупными капиталистами являются финансисты. Финансисты имеют два источника доходов: как самые крупные капиталисты от производства товаров и как финансисты от производства денег.
Хозяином жизни стал финансист. Так что мы уже живем не при капитализме, описанном Марксом, а при финансизме, пока не описанном никем (Гильфердинг, Шумпетер, Ленин, Люксембург… не создали теории, сомасштабной теории Маркса).
Как видим, еще одна общественно-экономическая формация сменилась, а мы и не заметили. Принято считать, что финансовый капитализм (финансизм) является наивысшей формой развития капитализма. Так написано во многих умных книгах. Но если это высшая форма развития, то капитализму дальше развиваться некуда. Значит, капитализму приходит конец. Пусть не завтра, а послезавтра, но придет… Что же явится на смену финансизму?
Из всего сказанного усматривается некая тенденция, черной нитью проходящая через всю историю человечества ‒ кто лучше, ловчее эксплуатировал, отбирал у своих современников нечто, ими произведенное, тот всегда и побеждал в новой формации. Если это эксплуататорская тенденция имеет всеобщий характер, возможно, что и в следующей формации победит тот, кто будет лучше, ловчее эксплуатировать других.
Следующая ценность, владение которой возможно будет определять нового хозяина жизни ‒ информация. Возможно, меньшая часть финансистов монополизирует все важнейшие информационные потоки (один, два, несколько…) и при помощи этих информационных потоков будет эксплуатировать весь остальной мир: тех, кто производит продукты потребления (наемных работников); тех, кто организует производство продуктов потребления, эксплуатируя наемных работников, (капиталистов); тех, кто производит деньги из денег и из воздуха (финансистов). Сегодня использование Интернета в себестоимости продукции практически незаметно. Вместе с тем, при абсолютной монополизации это положение может быть изменено.
Однажды появившиеся общественно-экономические отношения больше никогда не исчезают с планеты. Наряду с новыми, нарождающимися общественно-экономическими отношениями всегда существуют и старые из прошлых формаций. Сегодня на планете сосуществуют все когда-либо имевшие место общественно-экономические отношения.

К предыдущему разделу книги

К следующему разделу книги