Франция, 751 год. Прощание с волосами.

Эгалитарная революция

Егоров С.Н., Цыпленков П.В.
Векторная теория социальной
революции. ‒ СПб.: б.и., 2017. ‒ 400 с., 38 ил.
Книга есть во всех крупных библиотеках России.

---

---

Оглавление

• Введение
• Глава 1. Пространство политических идей
1. Свобода или подчинение?
2. Ось источников права
3. Ось использования права
4. Революция
5. Система координат. Пределы. Единицы измерения
6. Идеальное и реальное
7. Выводы
• Глава 2. Классификация политиков
1. Эволюция личности
2. Личность и её ценности
3. Политическая типология
4. Ты «за» или «против»?
5. Элита ‒ по-простому «власть»
6. Пассионарные вожаки революции
7. Не всем удача улыбнется
8. Армия вне политики
9. Vox populi ‒ глас народа
• Глава 3. Движущие силы революции
1. Пожнешь судьбу
2. Генотип и фенотип
3. Психология революционера
4. Альтруисты ‒ рекруты революции
5. Ведущие и ведомые
6. Комплекс пассионарности
7. Распределение пассионарности в народе
8. В книгах и в жизни
9. О неизбежности бунта
10. Выводы. Вожди революции ‒ редкость
• Глава 4. Угнетение и принуждение
1. Факторы угнетения, факторы бунта
2. Сытые и голодные
3. Алгебра бунта
4. Принуждение и долготерпение
5. Бунтовать по примеру соседей
6. Принуждение как фактор бунта
7. Глава 4. Выводы
• Глава 5. Мирные революции
1. Франция, 751 год. Прощание с волосами.
2. Англия, 1215 год. Великая Хартия Вольностей.
3. Россия, 1861 год. Царь-революционер.
4. Россия, 1989-1993 годы
5. Исландия, 2010 год. Мир - народу, война - банкирам
6. Выводы
• Глава 6. Цели и задачи революции
1. Демократия без равноправия ‒ это геноцид
2. Задачи революционеров-демократов
3. Где демократия, там и равноправие
4. Оппозиция и Конституция
5. Сопротивление революции
6. Эволюция или революция?
7. Порох для революции
8. Что делать?
• Глава 7. Фрилансизм
1. Череда общественно-экономических формаций
2. Двухколесный велосипед
3. Эпоха свободного труда
4. Потребности
5. Кто ‒ кого?
6. Фрилансизм - прорыв к свободе, равноправию, демократии
7. Выводы
• Резюме
• Заключение
• Терминология
• Сокращения

В объединенных королевствах Нейстрии и Австразии, составивших Франкское королевство, в ноябре 751 года произошел дворцовый переворот, совершенно мирный. Вместо отсечения голов были лишь острижены длинные волосы у одного человека ‒ полноправного и законного короля всех франков Хильдерика III. «Парикмахером» стал его генерал, майордом Пипин по прозвищу Короткий. Этот Пипин был сыном Карла Мартелла (тоже прозвище, означавшее «молот»), могучего военачальника, которому платили зарплату дед и отец Хильдерика, короли из древнего рода Меровингов, за то, что этот Мартелл наказывал неразумных и алчных соседей за их набеги на Франкскую Галлию.
Все знали: Меровинги ведут свою родословную от первого франкского вождя, морского божества Меровея, что свидетельствовало о сакральном доказательстве права Меровингов на власть в королевстве. Триста лет Меровинги управляли франками. Никому из франков это особенно не мешало. И только Пипин, сын Карла Мартелла, основал новую династию Каролингов, которая являлась, по большому счету, деспотией военных, отнявших у Меровингов власть.
Следует отметить, что сакральная сущность династии Меровингов не предусматривала никакой контрэлиты, которая могла бы рассчитывать на получение мест в истеблишменте Франкской Галлии. И этот дворцовый переворот революционным образом сломал извечный религиозный базис легитимности королевской власти, как богом данного института. По своему историческому значению этот военный путч в средневековой Европе является революцией равноправия, которая может быть изображена в виде вектора в пространстве политических идей, ориентированного от исключительности к равенству. Никакого прибавления либерализма или демократии в королевстве летописцы не отметили, а равноправие увеличилось в том смысле, что была низвергнута религиозная догма о сакральности истеблишмента. С этого момента всякий мог мечтать о том, чтобы занять место на троне.
Меровинги часто воевали с соседними народами или с возомнившими о себе слишком много собственными франкскими герцогами и баронами. Последние короли из этой династии «ленились» сами управлять войсками, предпочитая нежиться во дворце и расчесывать свою шевелюру, от рождения не знавшую ножниц. Такая уж манера была у Меровингов ‒ никогда не стричься. А народ и войско стригли «под горшок», чтобы удобно было во время войны напяливать стальную каску. Королевским генералам, израненным баронскими мечами и исколотым вражескими копьями, такое положение дел стало надоедать.
Пипин Короткий подавил внешних и внутренних врагов, а затем посягнул и на истончившуюся, как масло на ломте хлеба, королевскую власть Меровингов. «Разве не тот король, у кого сила?» ‒ спросил Пипин Римского Папу, намекая на франкских латников, расквартированных в Риме, и которыми он командовал. Папа Захарий был по натуре прагматиком. Он благосклонно понаблюдал за вежливыми человечками в кольчугах, учел авторитет непобедимой франкской пехоты, наводнившей Папскую область Апеннинского полуострова исключительно в целях защиты святого престола от других варваров, и затея Пипина была одобрена, а сам генерал провозглашен новым королем всех франков. Последнего Меровинга, Хильдерика III, Пипин велел остричь и заточил в монастырь.

Рис. 5-1. Свержение с королевского трона Хильдерика III
сторонниками Пипина Короткого.

Наверное, дворец франкских королей караулила какая-то стража. Но, когда изнеженные «кремлевские курсанты» той эпохи увидели толпу вооруженных рыцарей, головорезов, умевших и привыкших убивать, они перешли на их сторону, на сторону майордома Пипина Карловича. Никто даже не пытался защитить длинноволосого юношу, в общем-то, совершенно безвредного.
Итак, переворот произошел, причем «абсолютно мирно». Вся франкская знать к тому времени «демократично» поддержала армию, хотя вскоре многие элитарии сильно об этом пожалели. Дело в том, что основатель новой династии Пипин Короткий оказался немного грубоват для утонченного двора Меровингов. Например, во время торжественных дворцовых церемоний не стеснялся мочиться, зайдя за собственный трон. Придворные вежливо намекали, что для этих санитарных целей служит балкон, и вообще подобный цинизм монарха ‒ это злоупотребление властью. На что Пипин возражал: «Зачем же мне власть, если я не могу ею злоупотребить?» И так во всем. Войны с соседями не прекращались ни на год. Новый король покончил с либерализмом в сфере чеканки монет, отняв эту привилегию у региональных властей, и установил государственную эмиссионную монополию. Ещё сильнее стали грабежи, убийства и обращение в рабство соседей при сыне узурпатора Карле Пипиновиче Великом, как знаем мы из истории раннего Средневековья.
Какое же политическое значение имеет дворцовый переворот, учиненный этим бессовестным и некультурным Пипином?
По механизму подготовки переворот был вспышкой представительной демократии. Ведь сначала Пипин созвал в Суассоне общее собрание франков, которое избрало его королём, и лишь после этого сверг последнего Меровинга. Затем Пипин озаботился сакрализацией своего режима и гарантиями своим наследникам. В церкви Сен-Дени 28 июля 754 года была проведена церемония коронации, в ходе которой сам Римский Папа свершил обряд миропомазания над Пипином и его сыновьями Карлом и Карломаном. При этом предусмотрительный Папа под страхом отлучения заповедал вельможам и народу избирать себе королей только из этой освящённой Римской Церковью семьи Каролингов. С другой стороны, Пипин дал торжественную клятву за себя и своё потомство заботиться о Церкви и блюсти её интересы. Симбиоз вооруженных сил франкских феодалов и идеологического аппарата христианской братии дал позитивный результат для обеих сторон: попы вместе с солдатами вторгались в земли язычников и обращали «дикие» народы в христианство, увеличивая число королевских данников и плательщиков церковной ренты. На этом поклоны в адрес демократии со стороны нового истеблишмента завершились. Демократия полезна для установления монархии, но вовсе не нужна для ее поддержания.
Основное же значение свержения трехсотлетней династии Меровингов состояло в разрушении прежних стереотипов общественного сознания, в котором укоренилась догматика незыблемости богом данной монаршей власти. Оказалось, что военнослужащий, даже в сравнении с королями худородный, при поддержке демократического института ‒ собрания национальной элиты и вооруженных сил ‒ может стать королем, помазанником божьим! В конце-то концов, мажет елеем нового короля тоже человек, только его надо «уговорить» сделать это! История зафиксировала большое количество таких помазаний.
Каковы были примеры сменяемости власти перед глазами жителя Европы в раннем Средневековье? Только смерть отнимала власть у правителя, например у Папы римского.
Один король мог свергнуть другого короля, такое случалось. Печальная участь Хильдерика III открыла людям новое: не только смерть или равный по положению монарх может отнимать у большого начальника его власть, но при определенных обстоятельствах и его современники, и даже более низкого социального положения. Успешный захват высшей власти придворным ознаменовал начало эпохи борьбы элиты и контрэлиты, эпохи которая давала шансы простолюдину стать властелином. В определенном смысле этот переворот сократил неравенство между монархом и его челядью. Раньше между ними стоял бог, а с богом не поспоришь. Теперь же оказалось ‒ истеблишмент не вечен! Переворот повлиял на сознание людей. В алчной погоне за место на троне Пипин Короткий вместе с Понтификом, сами того не понимая, совершили эгалитарную революцию, узаконившую право контрэлиты бороться за место в истеблишменте, добиваться короны. Последующая смена элит произошла в 987 году. На французский трон воссел герцог Гуго Капет, основатель династии Капетингов.
С точки зрения векторной теории социальной революции дворцовый путч франкского генерала имел следующие особенности. Полагаем, не рост угнетения был причиной путча, поскольку чернь и мелкое рыцарство давно свыклись с постоянными войнами и нищетой.
Зато силы принуждения оказались на стороне взбунтовавшейся знати, что и обусловило сравнительно мирный переход власти от одного франкского рода к другому. Бенефициаром этой своеобразной эгалитарной революции явилась контрэлита ‒ военная знать, которая поддержала Пипина, а также христианские церковники, то есть даже не франки, а иностранцы, римский клир эпохи раннего Средневековья. Поскольку развитие дворянской демократии вслед за переворотом не последовало, и были свернуты элементы экономического либерализма в условиях усиления королевской власти, можно заключить, что после краткого периода «демократизации» франкское государство скатилось от демократии к деспотии и от либерализма к этатизму. В направлении же равноправия был проделан определенный шажок: усиление равноправия заключалось лишь в том, что прократики отныне были разделены на элиту ‒ королевский род и контрэлиту ‒ крупных феодалов, которые получили некие шансы превратиться в элиту, коль скоро монарх утратил свою мифическую сакральность. Эгалитаризм как политическая идея в государстве распространился лишь в тончайшем слое франкской знати, ведь основные массы народа в те времена страшно далеки были от политики в силу своего бескультурья, поскольку ни читать, ни писать простые франки в большинстве своем не умели.
В пространстве политических идей свержение династии Меровингов можно изобразить двумя векторами. Первый вектор, революционный, направлен к эгалитаризму и демократии. Продолжением его является второй вектор, уже контрреволюционный, направленный к деспотии и этатизму. Это были очень коротенькие векторы, различные классы во Франкском королевстве не имели своих партий и возможностей силой защищать свои политико-экономические интересы, поэтому масштабной гражданской войны за свержением династии Меровингов не последовало.
Завершая рассказ об этой средневековой революции, хотелось бы обратить внимание на следующие обстоятельства.
Прежде всего, революционный по своим целям военный путч не гарантирует полное торжество либерализма, демократии и равноправия. Не гарантирует даже чего-то одного из нашей ценностной триады. Государственный переворот, лидеры которого намечают своей целью достижение той или иной прогрессивной политической идеи, может и не достигнуть этой цели. Для характеристики исторического события как революционного, вовсе не обязательно, чтобы это событие приводило к полному торжеству либерализма, демократии или установлению совершенного равноправия. Достаточно чтобы вектор этого события имел бы заметную позитивную проекцию хотя бы на одну из осей политического пространства.
Появление возможности замены правителя на другое лицо не королевской крови есть заметный шаг по вектору, направленному к эгалитаризму: право занять трон возникает не только как наследственное право, но и приобретенное силами принуждения или демократическими процедурами. Раньше право это было лишь у одного человека, у одного рода. Теперь же оно стало принадлежать многим родам. Желающие должны были лишь заручиться поддержкой дворянской «демократии», то есть крупных феодалов, или сил принуждения, то есть армии. В Средневековье это были одни и те же люди. Вот в чем революционность этого средневекового военного путча.
На этом принципе строилась власть в России в течение двухсот лет. В начале XVII века верховная власть в России была отдана одному из боярских родов в результате «демократической» процедуры ‒ земского собора. Весь XVIII век высшая власть в Российской Империи доставалась тому, на чью сторону переходили в данный момент силы принуждения, армия. «Божественное» или наследственное право оставались на вторых ролях. Конечно, и без примера узурпации власти Пипином Коротким в других странах стремящиеся к власти силы рано или поздно низвергли бы идею сакральности истеблишмента, добиваясь своего права на трон. Но путч генерала Пипина был началом ‒ заметным шагом в направлении эгалитаризма. Именно поэтому рассмотренное событие является революцией.
На революционное значение этого события никак не влияют события последующие. Следующая за революцией контрреволюция ‒ явление вполне обычное. Но наступление контрреволюции никак не отменяет того, что перед ней революция все-таки была. Революция, завоевания которой не остаются завоеваниями надолго и для всех, все же сохраняется в памяти народной. Народ помнит, что, оказывается, можно жить и действовать не только так, как разрешено сейчас, но и иначе, так как было в годы революции. Эта память тлеет в общественном сознании, что значительно облегчает лидерам следующей революции решиться на очередную попытку сдвинуть государство в позитивном направлении.

К предыдущему разделу книги

К следующему разделу книги