На протяжении всей первой оси присутствует элемент ‒ государство, объем и характер функций которого в зависимости от положения на оси изменяются. Но как государство образуется, что является источником его власти? На эти вопросы отвечают политические идеи, расположенные вдоль второй оси пространства политических идей ‒ оси источников права.
На одном конце этой оси расположена политическая идея №4, согласно которой все граждане данной страны являются источником государственной власти и, следовательно, все они не только вправе управлять государством, но к тому же имеют для этого реальные возможности. Это управление может осуществляться гражданами непосредственно или через своих представителей. Наиболее подходящее название этой политической идеи ‒ демократия.
На другом конце этой оси расположена политическая идея №5, архаичная, древняя, первородная, согласно которой государственная власть под тем или другим (иногда благовидным) предлогом может осуществляться единолично. В зависимости от предлога или способа достижения власти она может называться монархия, диктатура, тирания и т.п. Наиболее подходящее название для этой политической идеи ‒ деспотия. История демонстрирует нам большое число разнообразных промежуточных вариантов деспотического управления государством ‒ триумвиратов, директорий, семибоярщин и других узурпаций.
Сегодня в СМИ слово «демократия», пожалуй, наиболее часто встречающееся. Каждый публицист или телекомментатор использует этот термин, где ему угодно и в каком угодно смысле. Демократия, по мнению одних, это источник всех сегодняшних бед. По оценке других, демократия ‒ это панацея от всех социальных недугов. Стоит ли удивляться, что революционеру задают два вопроса. Первый: что все-таки лучше для простого человека и для элитария ‒ деспотия или демократия? Второй: почему, если, например, демократия лучше деспотии, все люди на Земле во всех странах уже в давние времена не установили демократическое государственное устройство? А если и установили, то почему-то, как древние греки или древние римляне, сами же и отказались, вернулись к авторитарным формам государства, монархиям, тираниям? Демократические революции «ни с того ни с сего» трансформировались в деспотические реставрации. Эти ключевые вопросы волновали лучшие умы человечества на протяжении всей известной нам истории цивилизации.
Очевидно, дать на них научно обоснованные ответы не так просто, как кажется на первый взгляд. На ранних этапах развития человеческой культуры государству придавали сакральность ‒ божественное происхождение и недоступность человеческому разумению. Конечно, такая позиция жрецов и мудрецов импонировала правящей в те давние времена элите, монархам и деспотам, владыкам Востока и императорам Запада. Религиозно-мифологическое истолкование природы властных отношений и социальной иерархии не позволяло простолюдинам вмешиваться в сложившуюся систему отношений, консервировало «божественность» какого-нибудь фараона «навечно». Согласно древним мифам, земная организация жизни имеет божественное происхождение и является отражением общемирового «космического порядка». Боги передают власть земным правителям и, как правило, за спиной царей, оставаясь невидимыми, но всемогущими, вершат земные дела.
Рациональная идея ‒ более поздняя ценность человеческой цивилизации. Она зародилась на Дальнем Востоке в голове Конфуция. Этот китаец ‒ Кун Фу-цзы ‒ за 500 лет до Рождества Христова посмел при рассмотрении проблем власти и социального порядка использовать вместо мифологии философско-этический подход, объясняющий эти явления через призму достижения общего блага и справедливости. Подобная тенденция прослеживается в учениях Конфуция, греческих философов, политико-правовой мысли Рима. Как же решалась дилемма демократия-деспотия в античности?
Древние греки поклонялись богам и атеистов или богохульников казнили, невзирая на лица. Земные же дела учредители Олимпийских игр вершили, основываясь на сложившейся практике управления городами-государствами. Центром древнегреческой цивилизации стал афинский полис периода расцвета демократии (VI-V вв. до н.э.). Демократические процедуры предусматривали участие свободного мужского населения в работе народного собрания и принятии решений, равенство граждан перед законом, право на занятие выборной общественной должности. Другое дело, что не каждый афинянин считался гражданином. К власти не допускались приезжие, женщины, малоимущие (кто, скажем, не имел хотя бы одного раба), конечно, сами рабы. В целом народ тогда был темен, суеверен и эмоционален. Интернета не изобрели, и даже до телевидения было ещё очень далеко. Любили смотреть трагедии и комедии в театрах. И в жизни следовали драматургической кальке. Иррациональность принимаемых афинскими гражданами решений приводила к нестабильности политической жизни. Нередко цели, одобренные общим голосованием, были, по мнению мудрецов, далеки от оптимума, и ряд философов сделали свой выбор не в пользу демократии. Среди тех, кто разделял аристократические (антидемократические) взгляды на правление, были Пифагор, Гераклит, Сократ. Править, по их мнению, должен не весь народ, а только лучшие люди, добродетелью которых является мудрость. Отбор лучших ‒ это уже следующий и тоже весьма скользкий вопрос. Ошибаются люди сплошь и рядом в решении этой задачи, не только отдельные индивиды, но даже безупречные правящие партии. Как понять, например, что пятикратно награжденный орденом Ленина, руководитель советского атомного проекта Л.П. Берия оказался «иностранным шпионом», развратником и негодяем?
Как видим, уже в древности ученые смешивали ряд элементарных понятий политики: государство отождествляли с обществом, постулировали неизбежность кастово-классового, сословного деления всех жителей страны.
По мнению Платона, справедливость как принцип совершенного государства заключается в том, что каждое сословие ‒ правители, воины, ремесленники и торговцы ‒ занимается свои делом и имеет свое особое положение в общественной иерархии. Иерархичность социальной структуры, последовательно усложняясь, подводит нас к мысли о том, что на вершине политической пирамиды должен находиться высший главноначальствующий (деспот), и это будет хорошо для общего же блага. Постулируется и то, разумеется, что деспот мудр, великодушен, дальновиден, не скуп, не себялюбив, а наоборот, щедр к народу и готов на самопожертвование ради блага страны. Ну, прямо как Нерон или Калигула.
Идеальное государство, реализованное в форме монархии (царской власти) либо в форме аристократии (правления философов), вырождается в тимократию (власть воинов), затем в олигархию (власть немногих, которую Платон понимает как плутократию ‒ господство богатых). Уже в древности понимали, что у самого демократичного по образу мышления народа нет иммунитета против постепенного скатывания демократического государства к деспотическим формам государственного управления.
Чрезмерное имущественное неравенство вызывает возмущение народа, что приводит к утверждению демократии, которая затем, через охлократию ‒ власть черни, толпы, заменяется наихудшим государством ‒ тиранией. Круговорот государственных форм завершается возвращением в идеальное состояние. Но сам Платон не раскрывает механизма облагораживания тирании. Демократию же он рассматривает как несовершенную форму государства, что, видимо, было продиктовано неприятием греческим мыслителем ее практического воплощения в афинском полисе: решения народа не всегда были мудры, демократическими процедурами часто пользовались авантюристы для прихода к власти. Да и жил-то знаменитый философ уже после завоевания Афин спартанцами.
Ученик Платона Аристотель по праву считающийся классиком античной политологии, впервые предложил схему двумерного политического пространства. Проанализировав государственное устройство в известных ему странах Древнего Мира, он выделил два критерия для характеристики форм правления. Количественный критерий указывает на то, сколько властвуют: один, немногие, большинство. Качественным критерием являются принципы, лежащие в основе власти: законность и забота об общем благе ‒ своеобразный «социализм». Формы государства, базирующиеся на этих принципах, Аристотель признал правильными и соответственно те из них, где правители нарушают законы и заботятся только о собственных интересах, ‒ неправильными. Подобный подход уже встречался у Платона, но Аристотель внес существенные изменения в схему своего учителя. Хорошая власть одного ‒ это монархия, извращением которой является тирания. Власть немногих, основанная на добродетели и воспитании, ‒ аристократия ‒ «правительство, сформированное из самых лучших людей». Ее искажением является олигархия ‒ власть, основанная на богатстве и устранении от власти большинства населения. Третьей правильной формой Аристотель признает политию, или конституцию ‒ правление большинства, признающего закон. Ей противопоставляется демократия, где во власти преобладают бедные, не имеющие необходимого воспитания и качеств для того, чтобы заниматься управлением. Объектом критики Аристотеля является крайняя демократия, где не действуют законы, а фактически властвуют демагоги. В то же время его трактовка политии как правления большинства на основе закона в определенной степени соответствует нашему современному представлению о демократии.
Мудрецы древности противопоставляли деспотию демократии, отдавая предпочтение со многими оговорками власти народа. В Средние Века классики политической науки Никколо Макиавелли и Жан Боден, во-первых, отделили государство, как отдельный субъект, от народа и общества, во-вторых, ввели понятие «суверенного сюзерена» ‒ единовластного владетеля земель, который ради общего блага всех живущих на этой территории устанавливает законы и сам же следит за их исполнением. В трудах этих мыслителей эпохи феодализма лучшей формой правления выступала деспотия в форме просвещенной монархии или олигархической республики, в которых законотворчеством занимается лишь очень небольшая часть граждан.
По мере усиления «среднего класса», появления значительных масс свободных ремесленников, торговцев, наемных, а не закрепощенных работников, возрождается и политическая идея демократии. Скучно жить, если тобой, родившимся, например, в семье фермера или какого-нибудь парфюмера, помыкают гордые дворяне или лицемерные клирики. А тебе, как подданному, приходится тем и другим платить деньги, а размер этих плат устанавливает монарх. А лучше бы, чтобы эти решения, касающиеся карманов всех жителей страны, принимали избранные в парламент представители всех жителей ‒ не только дворян и церковников, но и фермеров, и парфюмеров!
Появляются фантазии Томаса Мора и Томмазо Кампанеллы, в которых социальное равенство связано с уничтожением частной собственности, всеобщей обязательностью труда, с равным распределением общественных благ. Утописты-романтики описывали политический строй, который можно назвать аскетической демократией. Все должностные лица ‒ выборные. Жители равно довольствуются скромным бытом, рациональным питанием, убогими развлечениями. Жить в такой стране ещё скучнее, чем в феодальном королевстве.
Начало Нового времени связано с формированием идеологии Просвещения, которая интеллектуально подготовила так называемые «буржуазные» революции. Идеология основывалась на убеждении в способности человеческого разума познать действующие в мире законы и изменить всю систему общественных отношений. Политическая мысль начинает уделять большое внимание проблеме индивида как гражданина и характеру его взаимоотношений с государством. Однако, вопрос о том, кто должен быть источником государственной власти ‒ все жители страны или какой-нибудь один, «самый лучший» ‒ остается открытым.
Возникает договорная теория происхождения государства, трактующая его появление как результат сознательной деятельности людей. Теория опирается на предположение, что люди пребывают в двух состояниях: естественном ‒ без государства и гражданском, основанном на государственной власти и юридических законах. Самые известные версии договорной теории были созданы учеными с существенно различающимися убеждениями: Т. Гоббсом, сторонником абсолютной монархии, отстаивавшим неделимый характер государственной власти, Дж. Локком, основоположником теории либерализма в политике, и Ж.-Ж. Руссо, отцом классической теории народного суверенитета. Создав государство, предполагает Ж.-Ж. Руссо, люди не отдают себя под власть суверена, а остаются носителями верховной власти. И сами люди делегируют эту власть всевозможным государственным институтам, начиная от монарха и всяких иных сюзеренов-суверенов, заканчивая парламентом. Последнее, конечно, лучше.
Как видим, споры либералов и этатистов, демократов и сторонников деспотии не утихали во все времена. Продолжаются они и в наши дни. Главной ошибкой всех спорщиков является смешивание понятий и сопоставление политических идей, которые мы, как говорилось ранее, предлагаем разместить на разных координатных осях пространства политических идей. Ведь в споре, что лучше: зеленое или тяжелое, ‒ победителей не будет!
Проблема несогласия спорщиков, путаница в умах усугубляется тем, что и в школьных учебниках подросткам разъясняют такие «атрибуты демократии», на самом деле к демократии отношения не имеющие. Так, ссылаясь на Конституцию России (1993), учителя объясняют школьникам, что Россия формально и официально ‒ демократическое государство. Это значит, что мы ‒ граждане этого государства ‒ по закону обладаем демократическими свободами и правами. Что такое «демократические свободы», как не ошибочное сливание в одну дидактическую «кастрюльку» демократии и либерализма, то есть гибридизация понятий, никак не пересекающихся в пространстве политических идей!
К «демократическим свободам» школьные политологи относят, во-первых, неотъемлемое право на жизнь, затем право на уважение личности, достоинства человека. Демократичным является и обещание государством своим гражданам свободы и неприкосновенности, в случае необходимости ‒ тайны личной и семейной жизни, защиты чести и доброго имени каждого гражданина. В демократической России все формально имеют право на свободу совести, свободу вероисповедания, свободу мысли и слова, свободу труда, свободу массовой информации. И только на последнем месте в этом комплексе «демократических свобод» учителя размещают все же право граждан участвовать в управлении делами государства, которое на практике реализуется, прежде всего, в том, что по достижении совершеннолетия, все жители страны имеют право участвовать в выборах разных уровней ‒ начиная c местных и заканчивая президентскими. А ведь это право граждан ‒ первый и единственно необходимый атрибут демократии! Все остальное можно осуществить и в деспотическом государстве!
Деспотия может существовать в самых разнообразных формах. В историческом прошлом она выступала в образах древних тираний, абсолютных монархий и различных аристократических режимов. И многие люди в те времена и в тех странах жили счастливо, сытно и безопасно. Заметим, что некоторые либеральные и демократические революции на нашей планете плавно трансформировались в контрреволюции, приводящие к воцарению в стране этатизма и деспотии. За примерами далеко ходить не надо: якобинская диктатура и империя Наполеона во Франции; диктатура Кромвеля в Англии; диктатура большевиков в России.
Не меньшая, как с деспотией, путаница существует и в понимании сути демократического политического режима. Не только в России, но и во всем мире. В середине ХХ века ЮНЕСКО призвала ученых разработать понятие «демократия». Тогда было дано несколько десятков определений. Сегодня же специалисты насчитывают до полутысячи трактовок демократии. Наиболее часто в книгах используют довольно простое и ясное определение австрийско-американского социолога Йозефа Шумпетера, предложенное им в 1942 году: «Демократия ‒ это институциональное устройство, в котором индивиды приобретают право принятия решений в результате конкурентной борьбы за голоса людей».
Обращаем внимание читателей, что само использование такого концепта как «институциональное устройство» предполагает наличие такого устройства, которое можно уже и ставить в пример другим. К нашему сожалению, государства с таким устройством на планете Земля не было, нет, и вряд ли в ближайшее время таковое появится. Но не это главное. Право принимать решения приобретает победитель в конкурентной борьбе! Даже «демократ» Черчилль провозглашал иное: «Править должен не парламент, а народ через парламент»! «Институциональное устройство» только тогда может быть признано демократическим, если оно обеспечивает принятие решения ВСЕМИ, пусть и, например, через парламент. Почти никто из нынешних политиков-политологов этой обязательной характеристики демократии не признает.
Другие исследователи обращают внимание на систему сдержек и противовесов в ветвях власти и между ветвями власти. При демократии, по их мнению, должен соблюдаться баланс и взаимные ограничения: ни глава исполнительной власти, ни парламент не должны быть гегемонами в демократической стране. Но в данной модели исчезает влияние народа на власть. А какая же власть без народа? Тоже своеобразная идея, далекая от реальности.
Третьи (А. Пшеворский, Д. Аджемоглу, Дж. Робинсон) предлагают альтернативу: либо есть в стране демократия, либо её нет. В стране, где правящая политическая партия никогда не теряла власть, демократии нет, считают они. Такое государство ‒ недемократия. Здесь в качестве основного критерия, как видим, используется политическая конкуренция и смена правящих элит. По этому признаку после 1996 года Россия перестала быть демократией, поскольку правящая партия (под разными названиями) всегда имеет большинство в Государственной Думе, хотя регулярно проводятся относительно свободные и сравнительно честные выборы, от участия в которых ни одного избирателя не отстраняют. И в Японии с демократией слабовато, поскольку за 70 послевоенных лет правящая либерально-демократическая партия лишь один раз теряла власть.
Мы даем свое определение демократии.
Демократия ‒ это политическая идея, предусматривающая, что источником государственной власти являются все граждане данной страны, и все они не только вправе управлять государством, но имеют для этого реальные возможности.
Кажется, это понять просто, но большинство политологов сегодня вкладывают в термин «демократия» такие разнонаправленные достижения цивилизации, как разделение властей, свобода слова, гендерное и этническое равенство и много чего еще.
В переводе с греческого «демократия» означает «власть народа» (demos ‒ народ, cratos ‒ власть). Афористичное определение демократии, ставшее классическим, было дано американским президентом Авраамом Линкольном в его известной краткой геттисбергской речи (1863), состоявшей всего из 272 слов. Вспоминая победу над южанами, А. Линкольн напомнил, что кровь проливалась ради того, чтобы в Штатах победила власть народа, волей народа и для народа. Но, несмотря на очевидность трактовки демократии как народовластия, существует ряд проблем, относящихся к содержанию и функционированию демократии. Эти вопросы вызывают серьезные споры, что нашло отражение в появлении разных теорий демократии.
Упор делается на различные позитивные свойства государств, в которых установлена демократия: свободу (либерализм), равенство (марксизм), участие народа в принятии решений (партисипаторная теория, или демократия участия), конкуренцию за голоса избирателей между элитами (элитаристские теории). Как мы показали выше, свобода и равенство не тождественны демократии и лежат в иных «измерениях» политического пространства, поэтому следует все же больше внимания уделить тому, как народ может управлять государством, и что народу в этом содействует, а что ‒ мешает. И сразу же надо пояснить, что и «народ», и «граждане», и «управлять» ‒ эти термины в разные времена ученые и политики понимали совсем не одинаково.
Исследуя историю происхождения семьи, частной собственности и государства Ф. Энгельс пришел к выводу, что в каменном веке демократия была доминирующей формой правления, ведь решения принимали все взрослые члены рода или племени, если можно так выразиться, консенсусом. Альтернативой общему собранию обезьянолюдей являлся вождь или верховный шаман. Так демократическая форма правления и деспотическая существовали рядом и развивались синхронно. В период разложения первобытного общества возникает военная демократия, где народ, иными словами ‒ имеющие право участвовать в управлении и осуществлять правосудие, состоял лишь из вооруженных мужчин. И здесь мы видим смешивание идеи политического равноправия (эгалитаризма) с демократией. Лишение права голосовать и участвовать в управлении многих членов сообщества ‒ женщин, хлебопашцев, свинопасов, ремесленников ‒ не отменяло само по себе принципа демократии, но лишь сужало круг тех, кто достоин стать «избирателем».
Первобытное общество выглядит довольно путаным и сложным в части «государственного» устройства. Гносеологическая ошибка классика марксизма, по-видимому, состоит в том, что у обезьянолюдей, которых он возводит в родоначальники демократии, не было государства, они ещё государство, как инструмент налаживания взаимодействия индивидов в обществе и защиты интересов отдельных граждан и групп населения, не придумали. Наша векторная теория революции и модель пространства политических идей применимы к любому государству, как инструменту или «механизму». На нашей планете осталось очень немного человеческих сообществ, не подозревающих о том, что свое сосуществование они организуют посредством государства. Они ‒ где-нибудь в экваториальных или островных джунглях. Там модель пространства политических идей не найдет благодарных потребителей.
В древних Афинах, подаривших миру опыт первой прямой политической демократии, под народом ‒ демосом ‒ понимались только взрослые свободные мужчины. Именно они имели право лично участвовать в работе народного собрания и голосовать. Женщины, рабы, метеки (лично свободные переселенцы) политических прав не имели. Афинская демократия, как мы знаем, была тиранией «большинства».
Глубинное понимание греками сути демократии проявлялось в институте остракизма. Очевидно, что наибольшую опасность для демократии ‒ самоуправления ‒ представляют те отдельные граждане, которые в состоянии отнять власть у большинства или выманить ее у них. Против тех, кто захочет власть отнять лекарство одно ‒ меч. А вот что делать с теми, кто может власть выманить? С теми, кто может сделать так, что мы сами ему эту власть отдадим? Потом-то мы пожалеем, но будет уже поздно. Обратно власть отобрать значительно труднее, чем её отдавать.
Выманить власть может тот, кому большинство будет готово отдать власть добровольно. Тот, кто пользуется такой популярностью, что на его просьбу отдать власть, большинство, те, у кого он пользуется популярностью, отдадут ее добровольно. Значит нужно не допускать такой популярности ни у кого. Превентивно!
И вот в Афинах регулярно проводились голосования черепками (остракизм), на которых каждый гражданин должен был ответить на вопрос: кто, по его мнению, уже завоевал среди нас такую популярность, что это стало представлять опасность для нашей демократии? Каждый гражданин царапал на черепке чье-то имя, и если чье-то имя оказывалось намного популярнее других, этот кто-то отправлялся в почетное изгнание в свое имение. Лет на пять-десять. Никаких других прав, кроме права жить в столице, его не лишали. А дальше все просто, с глаз долой из сердца вон. За эти пять-десять лет популярность такого гражданина падала, и он переставал своей популярностью представлять опасность демократии. Важно понимать, что остракизм это не наказание, а всего лишь превентивная мера.
Так был отправлен в ссылку стратег и политик, победитель персов при Саламине, Фемистокл со словами: «Ты ‒ лучше нас, а нам не нужно лучших». Изгнал демос также Кимона и Фукидида. Хотели даже избавиться и от влиятельного деятеля афинской демократии Перикла. Не успели. Помешала очередная война со Спартой. Он умер во время эпидемии в осажденных спартанцами Афинах. Вскоре после этого демократические Афины пали под натиском монархической Спарты, демократия потускнела, но с исторической сцены полностью не сошла.
Сегодня остракизму мы никого не подвергаем, но должны же появиться и соответствующие времени механизмы реализации демократических принципов и защиты демократии. Может быть, таким механизмом является система политических партий, каждая из которых выражает интересы определенного класса общества? Условимся, что партии не декоративные, и они не питаются из одного финансового «рога изобилия». Допустим также, что партии, как и полагается в теории, реально конкурируют между собой в борьбе за избирателей и за финансы.
Основа демократии ‒ политическая конкуренция партий. Вот тезис, который сегодня безраздельно царит в общественном сознании. Настолько безраздельно, что сторонники этого тезиса даже не утруждают себя какой-либо аргументацией. Так ли это, так ли важны партии для реализации демократии? В чем собственно конкурируют сегодня политические партии? Давайте разбираться. И начинать надо с определения понятия «политическая партия».
Политическая партия ‒ это часть народа, объединившаяся с целью завоевания власти.
Возможно, у каких-то политических партий есть и другие цели, но эта главная цель для политической партии обязательна. Наличием этой цели политические партии отличаются от любых других объединенных и организованных частей народа, таких как, например, акционерные компании или общества филателистов. Структурировать партии можно и нужно именно по способам достижения этой цели.
Что нужно партии для того, чтобы достичь указанной цели ‒ мирно захватить власть в государстве? Партии нужно, чтобы за нее проголосовало как можно больше избирателей. Избирателям всегда что-то не нравится в окружающей действительности. Тот, кто ругает недостатки, или то, что избиратели считают недостатками, не может этим избирателям не понравиться. «Так жить нельзя!» ‒ лозунг на все времена. Отсюда вывод: нужно как можно громче и как можно злее ругать недостатки и ты выиграешь, во всяком случае ‒ приобретешь голоса многочисленных сторонников. Партия, которая против всего плохого, никого не отталкивает, всех только привлекает. Если, конечно, это «плохое» плохо для большинства, если именно большинство считает это плохим. Нас не должно удивлять, что даже правящая партия всегда ругает недостатки, делая вид, что не она в этих недостатках повинна. Это совершенно правильный, вполне оправданный ход. Народ глуп, и не в состоянии понять этого парадокса. В конкуренции двух мыслей (если, конечно, такая конкуренция возникает): «Какие молодцы, как ругают недостатки!» и «А не они ли в этих недостатках сами и виноваты?», всегда в народе побеждает первая мысль. Так что правящей партии нужно аплодировать, когда она ругает недостатки.
Более того, педалирование темы «недостатков» подспудно внедряет в подсознание избирателей мысль о том, что правящая партия собирается что-то менять, собирается эти недостатки исправлять. Раз мы живем плохо, что-то нужно менять. То есть мы, правящая партия, не собираемся мириться с этими недостатками. Но, поскольку мы люди опытные (коней-то на переправе не меняют!), мы справимся с ликвидацией недостатков лучше, чем любая другая партия.
Ругать недостатки выгодно всем партиям, и все партии это делают.
В чем же заключается «конкуренция» между партиями по этому параметру? Ровно в том же, в чем заключается конкуренция между продавцами одинакового товара ‒ в талантливой рекламе! Ключевой момент здесь в том, что сам товар, если разобраться, имеет в этой игре второстепенное значение. В такой конкуренции побеждает тот, у кого реклама лучше. Именно этим объясняется такая востребованность политтехнологов политическими партиями. Всеми без исключения. Так кто же победит в такой конкурентной борьбе? Тот, кто сможет купить лучшую рекламу! Ошибки в политической рекламе очень дорого стоят политическим партиям. Достаточно вспомнить самолет СПС.
Итак, ругать недостатки выгодно всем. Может быть, не менее выгодно давать предложения по устранению этих недостатков? Как бы не так!
Способов устранения конкретного недостатка всегда больше одного. Одним избирателям, считающим, что недостаток нужно устранять, правильным кажется один способ его устранения, а другим избирателям ‒ другой. Предлагая конкретный способ устранения недостатка, политическая партия теряет тех избирателей, которые считают правильным все другие способы его устранения. Это плохо. Этого допускать нельзя! Именно поэтому все политические партии стремятся избежать хоть какой-то конкретики в своих позитивных предложениях. Все политические партии стремятся изложить свои политические предложения как можно туманнее. Никаких конкретных действий и объектов для исправления. Противоположных тезисов в программах современных политический партий практически нельзя отыскать. Идеальная программа политической партии хорошо известна: против всего плохого, за все хорошее.
Никаких шансов победить в «конкурентной борьбе» партий не имеет любая партия, заявляющая некий конкретный тезис. Причем, не важно, с каким знаком этот тезис произносится. Никаких шансов не имеет ни партия, провозгласившая: «Мы за легализацию однополых браков», ни партия, провозгласившая: «Мы против однополых браков». В конкурентной борьбе с ними победит партия, вовсе промолчавшая, не высказавшая никакого отношения к такой болезненной проблеме или, на худой конец, высказавшаяся так неопределенно, что это высказывание оттолкнет от нее (а любое высказывание оттолкнет) как можно меньшее число избирателей.
Но так было не всегда. Еще сто лет назад политические партии старались различаться именно позитивной конкретикой. Какие-то атавизмы прошлого остались и в программах современных партий.
Неидеологическая политическая партия ‒ это партия, для которой власть является единственной целью политической борьбы.
Идеологическая политическая партия ‒ это партия, для которой власть является средством для достижения и каких-то иных целей.
Когда мы говорим о том, что для некоей партии власть является единственной целью, мы, конечно, имеем в виду, что эта партия собирается из обладания властью извлечь не только удовольствие от обладания властью, но и какую-то другую для себя пользу, выгоду. Не обязательно криминальное обогащение. Возможно, членам этой партии достаточно будет распределить среди себя все государственные посты и получать официальную зарплату и другие привилегии, вытекающие из обладания государственными постами. Но только для себя.
Когда мы говорим, что для некоей партии власть является средством для достижения и каких-то иных целей, мы имеем в виду, что эта партия собирается предпринимать некие шаги для изменения (или сохранения) существующего положения в каком-то важном для этой партии секторе общественной жизни или в нескольких секторах. Возможно, эта партия собирается изменить общественно-политическое устройство в стране. А возможно всего лишь легализовать употребление наркотиков или возвратить смертную казнь. Важно, что без обладания властью эта «иная» цель не достижима. Для достижения своей «иной» цели идеологической партии необходимо прийти к власти, иначе эта ее «иная» цель не достижима.
Очевидно, что в современной политической борьбе (борьбе за власть, за участие во власти) идеологические политические партии проигрывают политическим партиям неидеологическим. И получилось так, что в первой четверти XXI века в России нет ни одной идеологической партии, просочившейся во властную элиту. Возможно, что выпадение из власти «Яблока» и СПС как раз связано с тем, что они оказались недостаточно неидеологическими партиями. У них оказалось слишком много несторонников. Не противников, то есть сторонников каких-то других партий, а просто несторонников, то есть избирателей, которые нашли в их программах или просто в высказываниях лидеров этих партий что-то такое, что показалось им не совсем совпадающим с их идеальной картиной правильного мироустройства.
Так что же еще должны делать политические партии для победы в «конкурентной» борьбе с другими политическим партиями? Они должны, как черт от ладана, бежать от всякого проявления своей «идеологичности». Всякое проявление идеологичности снижает конкурентоспособность любой политической партии в ее борьбе за власть или даже за участие во власти в качестве статиста. Перечитайте программу самой «идеологичной» из всех участвующих во власти политических партий ‒ КПРФ. Возможно, вы удивитесь, насколько размыта, стерта коммунистическая составляющая в этой программе. А, возможно, и не удивитесь после того, что было сказано выше в этой книге.
В качестве примера вспомним, как победила на выборах «Единая Россия» в 2003 году, получив 223 места в Государственной Думе России (120 по списку и 103 в одномандатных округах). Вскоре единороссами был выдвинут законопроект, предусматривающий такие поправки к действующему Федеральному закону «Об акционерных обществах», которые позволяют без согласия акционеров, владеющих малым количеством акций, эти акции у них «выкупать». Чем и занялись сразу же крупные акционеры. Напомним, что в ходе «ваучерной» приватизации в 1993 году многие жители России получили маленькие доли многих российских предприятий. Множество россиян, в частности, рабочие акционируемых предприятий, превратились в миноритарных акционеров. Возможно, люди надеялись, что впоследствии они смогут регулярно получать некие дивиденды на свои акции. Если не сразу, то в будущем… Как правило, за десять лет никаких дивидендов никто из миноритарных акционеров не получал. Может быть, только акционеры «Газпрома» и некоторых других крупных госкорпораций. А спустя десять лет и это призрачное имущество было у народа отнято.
И хотя президент России счел предложенную процедуру неконституционной, закон был принят думским большинством, а Конституционный Суд России рассматривал этот вопрос и не нашел в такой процедуре ущемления прав собственников. Проголосовали бы избиратели за «Единую Россию», если бы в программе этой политической партии был запланирован отъем имущества миноритарных акционеров? Уж точно, «миноритарии» не проголосовали бы.
Приходим к выводу, что россияне в массе своей стали беднее оттого, что демократия в России остается лишь декорацией, лишь способом получить власть, которым воспользовалась группа лукавых политиков. И все ещё в течение двадцати лет политическую власть удерживает. И далее, если уж обобщать и продолжать индукцию, демократии меньше ‒ бедности больше. Причем, на первом месте в этом суждении стоит недостаточность демократии. Мы не вправе совершать перестановку: чем больше бедности, тем меньше демократии. Бедность народных масс вытекает из недемократического устройства государства, а не наоборот. Интуитивно это понятно. Какой смысл беднякам, которых всегда больше богачей, поддерживать на выборах состоятельных кандидатов-элитариев? Скорее народ проголосует за своих представителей, таких же малоимущих, как большинство населения. А эти представители начнут борьбу за перераспределение доходов в пользу своих малоимущих избирателей, чего богачам, конечно же, не хотелось бы. Значит, если в стране народ бедный, и власть принадлежит ничтожной кучке богачей, опирающейся на штыки или религиозно-идеологические догматы, то о какой демократии мы можем вести тут речь? Малочисленная элита, присваивающая львиную долю национального дохода, может сохранять власть только в недемократическом государстве.
Вывод о связи уровня жизни людей с демократией, практически полезный для каждого гражданина, делают экономисты, сравнивающие различные страны по доходам населения и уровню демократии. Правда, за признак демократии они берут разнообразие представительства и количество общественных и коммерческих организаций, в той или иной мере независимых от государства.
Есть исследователи, которые находят корреляцию между уровнем демократии в стране и доходами населения. Чем больше демократии, тем народ в такой стране богаче.
Все исследователи обращают внимание на развитие политических институтов, как признак демократии, в частности, политических партий. И возвращаясь к вопросу о партиях, мы должны оценить, является ли наличие партий необходимым признаком демократии?
Партия должна конкурировать с другими, выживать, бороться за избирателей, следовательно, уклоняться от определенной идеологии. Однако же, политическим партиям полностью убежать от идеологичности удается не всегда. Особенно это касается партий с историей политической борьбы, таких как КПРФ, «Яблоко», СПС. Тогда им приходится либо размывать свою идеологичность, либо проигрывать в политической борьбе. Некоторые партии изначально создавались так, чтобы идеологичность не могла им помешать в их конкурентной борьбе.
Консервативная идеологическая политическая партия ‒ это идеологическая партия, готовая отстаивать уже достигнутую свою иную (кроме власти) цель.
Оппозиционная идеологическая политическая партия ‒ это идеологическая партия, готовая бороться за достижение своей иной (кроме власти) цели.
Теперь давайте задумаемся, а нам-то что нужно? Нам нужна такая конкурентная борьба? Или нам нужно что-то иное? Является ли такая конкурентная борьба обязательным атрибутом демократии?
Нам нужна демократия, то есть власть народа, всего народа. Не власть, осуществляемая (партиями) от имени народа, а осуществляемая самим народом через своих совершенно свободно избранных представителей. Какую пользу могут принести партии для решения этой задачи?
Если основу демократии по-прежнему будет составлять политическая конкуренция партий ‒ никакой. В выборах участвуют представители партий, а не народа. Если народ привлекают к голосованию за того или иного партийного кандидата, то это отнюдь не значит, что одержавший на таких выборах победу депутат является представителем народа. Этот депутат ‒ представитель партии. Точно по определению Йозефа Шумпетера (с. 41) этот индивид приобрел право принятия решений в результате конкурентной борьбы за голоса людей. Партия победила другие партии в конкурентной борьбе и в результате получила возможность принимать решения независимо от мнения избирателей других партий.
Конкуренция политических партий это конкуренция рекламных кампаний, причем по рекламированию сформированного недемократическими методами списка конкурирующих товаров. В конкуренции участвуют исключительно различные марки кофе, но я не хочу вообще пить кофе. Я хочу пить чай или кумыс. Политическая конкуренция партий заведомо лишает меня возможности пить чай. Я могу вообще не пить, но пить чай не могу. Ведь проголосовать мне предоставляют возможность и даже настаивают на этом за тот или иной «сорт кофе» ‒ за ту или иную из допущенных к выборам партий. Это правильно? Это демократично?
В политические партии сегодня объединено около двух процентов населения (любители кофе). Почему только они имеют право решать, образно говоря, какой напиток мне пить? Если внимательно присмотреться к «политической конкуренции партий», то оказывается, что под этим эвфемизмом скрывается прямо противоположное ‒ «монополия политических партий». Именно политические партии монополизировали власть народа. Причем не только в нашей стране. Монополия это всегда плохо. Почему же это считается благом в политической жизни? Не лукавство ли это правящей элиты? А ведь вся политическая система заточена именно под такое конкурентное преимущество партий, именно это конкурентное преимущество позволяет под именем демократии осуществлять то, что мы видим вокруг. Вбивает в головы народу, что только партии это и есть демократия.
Вместе с тем, если лишить партии их монопольного преимущества, никакого вреда от них не будет. Партии превратятся в политические клубы по интересам. Доминировать же в политике станут представители остальных 98% населения ‒ свободно избранные депутаты народа. При условии соблюдения равенства прав и возможностей подобных независимых от партий кандидатов на выборах. Вот что такое демократия.
Эта политическая идея витала в воздухе и питала умы политиков на протяжении всей истории человечества. Не забывали о демократии даже в самые «темные» и тиранические времена. Замечательно, что в Средневековье, во время расцвета феодальных деспотий, разнообразные бунтовщики и заговорщики, как среди элитариев, так и простолюдины, затевая государственный переворот, всегда обращались к идее демократии, созывали народные сходы, съезды представителей всех сословий или хотя бы представителей олигархии и аристократии. В случае же своей победы, эти средневековые «революционеры» не только не давали развития идее демократии, но старались о ней позабыть и заставить своих недавних сторонников разочароваться в этой идее. А ещё чаще огнем и мечом избавлялись от самых памятливых и неусмиримых демократов.
В зависимости от форм участия народа в осуществлении власти выделяют прямую и представительную демократии. В прямой демократии между волей народа и ее воплощением в решения нет опосредующих звеньев ‒ народ сам участвует в обсуждении и принятии решений на сходе граждан или путем референдума. Понятно, что ни в большой стране, ни даже в крупном городе прямая демократия не может быть осуществима на постоянной основе.
Законодательство многих стран предусматривает и непосредственные формы участия граждан в законотворчестве. Так, в декабре 1993 года одновременно с выборами депутатов Государственной Думы было проведено голосование по проекту новой Конституции России.
Мировой опыт показывает, что вопросы, выносимые на референдум, могут быть самыми разнообразными: замена монархии республикой (Греция, 1974), о независимости какой-либо территории (Канада, провинция Квебек, 1995), разрешение разводов и абортов (Италия), переход от президентской республики к парламентской (Армения, 2015).
В представительной (репрезентативной, парламентской) демократии воля народа выражается не прямо, а через институт представителей, поэтому ее еще называют делегируемой демократией. Депутаты, политические лидеры, получив «мандат доверия» от народа через процедуру голосования, должны воплотить эту волю в принимаемых законах и решениях. Между народными представителями и теми, кого они представляют, устанавливаются отношения, основанные на полномочиях и ответственности представительной власти перед гражданами.
Главным вопросом представительной демократии, как следует из сказанного выше, является способ избрания представителей. Если это представители партий, то они представляют лишь малую долю населения. Если это выдвиженцы партий, за которых на выборах проголосовали избиратели, то надо ещё оценить насколько эти избранные могут считаться представителями проголосовавших за них граждан? Мы приходим к выводу, что система и способ выборов представителей ‒ это важный элемент политической системы, без которого плодотворная и гуманная идея демократии остается лишь идеей, никакой практической пользы жителям страны не приносящей.
Егоров С.Н., Цыпленков П.В.
Векторная теория социальной
революции. ‒ СПб.: б.и., 2017. ‒ 400 с., 38 ил.
Книга есть во всех крупных библиотеках России.
Векторная теория социальной
революции. ‒ СПб.: б.и., 2017. ‒ 400 с., 38 ил.
Книга есть во всех крупных библиотеках России.
Оглавление
- Введение
- Глава 1. Пространство политических идей
- Свобода или подчинение?
- Ось источников права
- Ось использования права
- Революция
- Система координат. Пределы. Единицы измерения
- Идеальное и реальное
- Выводы
- Глава 2. Классификация политиков
- Эволюция личности
- Личность и её ценности
- Политическая типология
- Ты «за» или «против»?
- Элита ‒ по-простому «власть»
- Пассионарные вожаки революции
- Не всем удача улыбнется
- Армия вне политики
- Vox populi ‒ глас народа
- Глава 3. Движущие силы революции
- Пожнешь судьбу
- Генотип и фенотип
- Психология революционера
- Альтруисты ‒ рекруты революции
- Ведущие и ведомые
- Комплекс пассионарности
- Распределение пассионарности в народе
- В книгах и в жизни
- О неизбежности бунта
- Выводы. Вожди революции ‒ редкость
- Глава 4. Угнетение и принуждение
- Факторы угнетения, факторы бунта
- Сытые и голодные
- Алгебра бунта
- Принуждение и долготерпение
- Бунтовать по примеру соседей
- Принуждение как фактор бунта
- Глава 4. Выводы
- Глава 5. Мирные революции
- Франция, 751 год. Прощание с волосами.
- Англия, 1215 год. Великая Хартия Вольностей.
- Россия, 1861 год. Царь-революционер.
- Россия, 1989-1993 годы
- Исландия, 2010 год. Мир - народу, война - банкирам
- Выводы
- Глава 6. Цели и задачи революции
- Демократия без равноправия ‒ это геноцид
- Задачи революционеров-демократов
- Где демократия, там и равноправие
- Оппозиция и Конституция
- Сопротивление революции
- Эволюция или революция?
- Порох для революции
- Что делать?
- Глава 7. Фрилансизм
- Череда общественно-экономических формаций
- Двухколесный велосипед
- Эпоха свободного труда
- Потребности
- Кто ‒ кого?
- Фрилансизм - прорыв к свободе, равноправию, демократии
- Выводы
- Резюме
- Заключение
- Терминология
- Сокращения
На одном конце этой оси расположена политическая идея №4, согласно которой все граждане данной страны являются источником государственной власти и, следовательно, все они не только вправе управлять государством, но к тому же имеют для этого реальные возможности. Это управление может осуществляться гражданами непосредственно или через своих представителей. Наиболее подходящее название этой политической идеи ‒ демократия.
На другом конце этой оси расположена политическая идея №5, архаичная, древняя, первородная, согласно которой государственная власть под тем или другим (иногда благовидным) предлогом может осуществляться единолично. В зависимости от предлога или способа достижения власти она может называться монархия, диктатура, тирания и т.п. Наиболее подходящее название для этой политической идеи ‒ деспотия. История демонстрирует нам большое число разнообразных промежуточных вариантов деспотического управления государством ‒ триумвиратов, директорий, семибоярщин и других узурпаций.
Сегодня в СМИ слово «демократия», пожалуй, наиболее часто встречающееся. Каждый публицист или телекомментатор использует этот термин, где ему угодно и в каком угодно смысле. Демократия, по мнению одних, это источник всех сегодняшних бед. По оценке других, демократия ‒ это панацея от всех социальных недугов. Стоит ли удивляться, что революционеру задают два вопроса. Первый: что все-таки лучше для простого человека и для элитария ‒ деспотия или демократия? Второй: почему, если, например, демократия лучше деспотии, все люди на Земле во всех странах уже в давние времена не установили демократическое государственное устройство? А если и установили, то почему-то, как древние греки или древние римляне, сами же и отказались, вернулись к авторитарным формам государства, монархиям, тираниям? Демократические революции «ни с того ни с сего» трансформировались в деспотические реставрации. Эти ключевые вопросы волновали лучшие умы человечества на протяжении всей известной нам истории цивилизации.
Очевидно, дать на них научно обоснованные ответы не так просто, как кажется на первый взгляд. На ранних этапах развития человеческой культуры государству придавали сакральность ‒ божественное происхождение и недоступность человеческому разумению. Конечно, такая позиция жрецов и мудрецов импонировала правящей в те давние времена элите, монархам и деспотам, владыкам Востока и императорам Запада. Религиозно-мифологическое истолкование природы властных отношений и социальной иерархии не позволяло простолюдинам вмешиваться в сложившуюся систему отношений, консервировало «божественность» какого-нибудь фараона «навечно». Согласно древним мифам, земная организация жизни имеет божественное происхождение и является отражением общемирового «космического порядка». Боги передают власть земным правителям и, как правило, за спиной царей, оставаясь невидимыми, но всемогущими, вершат земные дела.
Рациональная идея ‒ более поздняя ценность человеческой цивилизации. Она зародилась на Дальнем Востоке в голове Конфуция. Этот китаец ‒ Кун Фу-цзы ‒ за 500 лет до Рождества Христова посмел при рассмотрении проблем власти и социального порядка использовать вместо мифологии философско-этический подход, объясняющий эти явления через призму достижения общего блага и справедливости. Подобная тенденция прослеживается в учениях Конфуция, греческих философов, политико-правовой мысли Рима. Как же решалась дилемма демократия-деспотия в античности?
Древние греки поклонялись богам и атеистов или богохульников казнили, невзирая на лица. Земные же дела учредители Олимпийских игр вершили, основываясь на сложившейся практике управления городами-государствами. Центром древнегреческой цивилизации стал афинский полис периода расцвета демократии (VI-V вв. до н.э.). Демократические процедуры предусматривали участие свободного мужского населения в работе народного собрания и принятии решений, равенство граждан перед законом, право на занятие выборной общественной должности. Другое дело, что не каждый афинянин считался гражданином. К власти не допускались приезжие, женщины, малоимущие (кто, скажем, не имел хотя бы одного раба), конечно, сами рабы. В целом народ тогда был темен, суеверен и эмоционален. Интернета не изобрели, и даже до телевидения было ещё очень далеко. Любили смотреть трагедии и комедии в театрах. И в жизни следовали драматургической кальке. Иррациональность принимаемых афинскими гражданами решений приводила к нестабильности политической жизни. Нередко цели, одобренные общим голосованием, были, по мнению мудрецов, далеки от оптимума, и ряд философов сделали свой выбор не в пользу демократии. Среди тех, кто разделял аристократические (антидемократические) взгляды на правление, были Пифагор, Гераклит, Сократ. Править, по их мнению, должен не весь народ, а только лучшие люди, добродетелью которых является мудрость. Отбор лучших ‒ это уже следующий и тоже весьма скользкий вопрос. Ошибаются люди сплошь и рядом в решении этой задачи, не только отдельные индивиды, но даже безупречные правящие партии. Как понять, например, что пятикратно награжденный орденом Ленина, руководитель советского атомного проекта Л.П. Берия оказался «иностранным шпионом», развратником и негодяем?
Как видим, уже в древности ученые смешивали ряд элементарных понятий политики: государство отождествляли с обществом, постулировали неизбежность кастово-классового, сословного деления всех жителей страны.
По мнению Платона, справедливость как принцип совершенного государства заключается в том, что каждое сословие ‒ правители, воины, ремесленники и торговцы ‒ занимается свои делом и имеет свое особое положение в общественной иерархии. Иерархичность социальной структуры, последовательно усложняясь, подводит нас к мысли о том, что на вершине политической пирамиды должен находиться высший главноначальствующий (деспот), и это будет хорошо для общего же блага. Постулируется и то, разумеется, что деспот мудр, великодушен, дальновиден, не скуп, не себялюбив, а наоборот, щедр к народу и готов на самопожертвование ради блага страны. Ну, прямо как Нерон или Калигула.
Идеальное государство, реализованное в форме монархии (царской власти) либо в форме аристократии (правления философов), вырождается в тимократию (власть воинов), затем в олигархию (власть немногих, которую Платон понимает как плутократию ‒ господство богатых). Уже в древности понимали, что у самого демократичного по образу мышления народа нет иммунитета против постепенного скатывания демократического государства к деспотическим формам государственного управления.
Чрезмерное имущественное неравенство вызывает возмущение народа, что приводит к утверждению демократии, которая затем, через охлократию ‒ власть черни, толпы, заменяется наихудшим государством ‒ тиранией. Круговорот государственных форм завершается возвращением в идеальное состояние. Но сам Платон не раскрывает механизма облагораживания тирании. Демократию же он рассматривает как несовершенную форму государства, что, видимо, было продиктовано неприятием греческим мыслителем ее практического воплощения в афинском полисе: решения народа не всегда были мудры, демократическими процедурами часто пользовались авантюристы для прихода к власти. Да и жил-то знаменитый философ уже после завоевания Афин спартанцами.
Ученик Платона Аристотель по праву считающийся классиком античной политологии, впервые предложил схему двумерного политического пространства. Проанализировав государственное устройство в известных ему странах Древнего Мира, он выделил два критерия для характеристики форм правления. Количественный критерий указывает на то, сколько властвуют: один, немногие, большинство. Качественным критерием являются принципы, лежащие в основе власти: законность и забота об общем благе ‒ своеобразный «социализм». Формы государства, базирующиеся на этих принципах, Аристотель признал правильными и соответственно те из них, где правители нарушают законы и заботятся только о собственных интересах, ‒ неправильными. Подобный подход уже встречался у Платона, но Аристотель внес существенные изменения в схему своего учителя. Хорошая власть одного ‒ это монархия, извращением которой является тирания. Власть немногих, основанная на добродетели и воспитании, ‒ аристократия ‒ «правительство, сформированное из самых лучших людей». Ее искажением является олигархия ‒ власть, основанная на богатстве и устранении от власти большинства населения. Третьей правильной формой Аристотель признает политию, или конституцию ‒ правление большинства, признающего закон. Ей противопоставляется демократия, где во власти преобладают бедные, не имеющие необходимого воспитания и качеств для того, чтобы заниматься управлением. Объектом критики Аристотеля является крайняя демократия, где не действуют законы, а фактически властвуют демагоги. В то же время его трактовка политии как правления большинства на основе закона в определенной степени соответствует нашему современному представлению о демократии.
Мудрецы древности противопоставляли деспотию демократии, отдавая предпочтение со многими оговорками власти народа. В Средние Века классики политической науки Никколо Макиавелли и Жан Боден, во-первых, отделили государство, как отдельный субъект, от народа и общества, во-вторых, ввели понятие «суверенного сюзерена» ‒ единовластного владетеля земель, который ради общего блага всех живущих на этой территории устанавливает законы и сам же следит за их исполнением. В трудах этих мыслителей эпохи феодализма лучшей формой правления выступала деспотия в форме просвещенной монархии или олигархической республики, в которых законотворчеством занимается лишь очень небольшая часть граждан.
По мере усиления «среднего класса», появления значительных масс свободных ремесленников, торговцев, наемных, а не закрепощенных работников, возрождается и политическая идея демократии. Скучно жить, если тобой, родившимся, например, в семье фермера или какого-нибудь парфюмера, помыкают гордые дворяне или лицемерные клирики. А тебе, как подданному, приходится тем и другим платить деньги, а размер этих плат устанавливает монарх. А лучше бы, чтобы эти решения, касающиеся карманов всех жителей страны, принимали избранные в парламент представители всех жителей ‒ не только дворян и церковников, но и фермеров, и парфюмеров!
Появляются фантазии Томаса Мора и Томмазо Кампанеллы, в которых социальное равенство связано с уничтожением частной собственности, всеобщей обязательностью труда, с равным распределением общественных благ. Утописты-романтики описывали политический строй, который можно назвать аскетической демократией. Все должностные лица ‒ выборные. Жители равно довольствуются скромным бытом, рациональным питанием, убогими развлечениями. Жить в такой стране ещё скучнее, чем в феодальном королевстве.
Начало Нового времени связано с формированием идеологии Просвещения, которая интеллектуально подготовила так называемые «буржуазные» революции. Идеология основывалась на убеждении в способности человеческого разума познать действующие в мире законы и изменить всю систему общественных отношений. Политическая мысль начинает уделять большое внимание проблеме индивида как гражданина и характеру его взаимоотношений с государством. Однако, вопрос о том, кто должен быть источником государственной власти ‒ все жители страны или какой-нибудь один, «самый лучший» ‒ остается открытым.
Возникает договорная теория происхождения государства, трактующая его появление как результат сознательной деятельности людей. Теория опирается на предположение, что люди пребывают в двух состояниях: естественном ‒ без государства и гражданском, основанном на государственной власти и юридических законах. Самые известные версии договорной теории были созданы учеными с существенно различающимися убеждениями: Т. Гоббсом, сторонником абсолютной монархии, отстаивавшим неделимый характер государственной власти, Дж. Локком, основоположником теории либерализма в политике, и Ж.-Ж. Руссо, отцом классической теории народного суверенитета. Создав государство, предполагает Ж.-Ж. Руссо, люди не отдают себя под власть суверена, а остаются носителями верховной власти. И сами люди делегируют эту власть всевозможным государственным институтам, начиная от монарха и всяких иных сюзеренов-суверенов, заканчивая парламентом. Последнее, конечно, лучше.
Как видим, споры либералов и этатистов, демократов и сторонников деспотии не утихали во все времена. Продолжаются они и в наши дни. Главной ошибкой всех спорщиков является смешивание понятий и сопоставление политических идей, которые мы, как говорилось ранее, предлагаем разместить на разных координатных осях пространства политических идей. Ведь в споре, что лучше: зеленое или тяжелое, ‒ победителей не будет!
Проблема несогласия спорщиков, путаница в умах усугубляется тем, что и в школьных учебниках подросткам разъясняют такие «атрибуты демократии», на самом деле к демократии отношения не имеющие. Так, ссылаясь на Конституцию России (1993), учителя объясняют школьникам, что Россия формально и официально ‒ демократическое государство. Это значит, что мы ‒ граждане этого государства ‒ по закону обладаем демократическими свободами и правами. Что такое «демократические свободы», как не ошибочное сливание в одну дидактическую «кастрюльку» демократии и либерализма, то есть гибридизация понятий, никак не пересекающихся в пространстве политических идей!
К «демократическим свободам» школьные политологи относят, во-первых, неотъемлемое право на жизнь, затем право на уважение личности, достоинства человека. Демократичным является и обещание государством своим гражданам свободы и неприкосновенности, в случае необходимости ‒ тайны личной и семейной жизни, защиты чести и доброго имени каждого гражданина. В демократической России все формально имеют право на свободу совести, свободу вероисповедания, свободу мысли и слова, свободу труда, свободу массовой информации. И только на последнем месте в этом комплексе «демократических свобод» учителя размещают все же право граждан участвовать в управлении делами государства, которое на практике реализуется, прежде всего, в том, что по достижении совершеннолетия, все жители страны имеют право участвовать в выборах разных уровней ‒ начиная c местных и заканчивая президентскими. А ведь это право граждан ‒ первый и единственно необходимый атрибут демократии! Все остальное можно осуществить и в деспотическом государстве!
Деспотия может существовать в самых разнообразных формах. В историческом прошлом она выступала в образах древних тираний, абсолютных монархий и различных аристократических режимов. И многие люди в те времена и в тех странах жили счастливо, сытно и безопасно. Заметим, что некоторые либеральные и демократические революции на нашей планете плавно трансформировались в контрреволюции, приводящие к воцарению в стране этатизма и деспотии. За примерами далеко ходить не надо: якобинская диктатура и империя Наполеона во Франции; диктатура Кромвеля в Англии; диктатура большевиков в России.
Не меньшая, как с деспотией, путаница существует и в понимании сути демократического политического режима. Не только в России, но и во всем мире. В середине ХХ века ЮНЕСКО призвала ученых разработать понятие «демократия». Тогда было дано несколько десятков определений. Сегодня же специалисты насчитывают до полутысячи трактовок демократии. Наиболее часто в книгах используют довольно простое и ясное определение австрийско-американского социолога Йозефа Шумпетера, предложенное им в 1942 году: «Демократия ‒ это институциональное устройство, в котором индивиды приобретают право принятия решений в результате конкурентной борьбы за голоса людей».
Обращаем внимание читателей, что само использование такого концепта как «институциональное устройство» предполагает наличие такого устройства, которое можно уже и ставить в пример другим. К нашему сожалению, государства с таким устройством на планете Земля не было, нет, и вряд ли в ближайшее время таковое появится. Но не это главное. Право принимать решения приобретает победитель в конкурентной борьбе! Даже «демократ» Черчилль провозглашал иное: «Править должен не парламент, а народ через парламент»! «Институциональное устройство» только тогда может быть признано демократическим, если оно обеспечивает принятие решения ВСЕМИ, пусть и, например, через парламент. Почти никто из нынешних политиков-политологов этой обязательной характеристики демократии не признает.
Другие исследователи обращают внимание на систему сдержек и противовесов в ветвях власти и между ветвями власти. При демократии, по их мнению, должен соблюдаться баланс и взаимные ограничения: ни глава исполнительной власти, ни парламент не должны быть гегемонами в демократической стране. Но в данной модели исчезает влияние народа на власть. А какая же власть без народа? Тоже своеобразная идея, далекая от реальности.
Третьи (А. Пшеворский, Д. Аджемоглу, Дж. Робинсон) предлагают альтернативу: либо есть в стране демократия, либо её нет. В стране, где правящая политическая партия никогда не теряла власть, демократии нет, считают они. Такое государство ‒ недемократия. Здесь в качестве основного критерия, как видим, используется политическая конкуренция и смена правящих элит. По этому признаку после 1996 года Россия перестала быть демократией, поскольку правящая партия (под разными названиями) всегда имеет большинство в Государственной Думе, хотя регулярно проводятся относительно свободные и сравнительно честные выборы, от участия в которых ни одного избирателя не отстраняют. И в Японии с демократией слабовато, поскольку за 70 послевоенных лет правящая либерально-демократическая партия лишь один раз теряла власть.
Мы даем свое определение демократии.
Демократия ‒ это политическая идея, предусматривающая, что источником государственной власти являются все граждане данной страны, и все они не только вправе управлять государством, но имеют для этого реальные возможности.
Кажется, это понять просто, но большинство политологов сегодня вкладывают в термин «демократия» такие разнонаправленные достижения цивилизации, как разделение властей, свобода слова, гендерное и этническое равенство и много чего еще.
В переводе с греческого «демократия» означает «власть народа» (demos ‒ народ, cratos ‒ власть). Афористичное определение демократии, ставшее классическим, было дано американским президентом Авраамом Линкольном в его известной краткой геттисбергской речи (1863), состоявшей всего из 272 слов. Вспоминая победу над южанами, А. Линкольн напомнил, что кровь проливалась ради того, чтобы в Штатах победила власть народа, волей народа и для народа. Но, несмотря на очевидность трактовки демократии как народовластия, существует ряд проблем, относящихся к содержанию и функционированию демократии. Эти вопросы вызывают серьезные споры, что нашло отражение в появлении разных теорий демократии.
Упор делается на различные позитивные свойства государств, в которых установлена демократия: свободу (либерализм), равенство (марксизм), участие народа в принятии решений (партисипаторная теория, или демократия участия), конкуренцию за голоса избирателей между элитами (элитаристские теории). Как мы показали выше, свобода и равенство не тождественны демократии и лежат в иных «измерениях» политического пространства, поэтому следует все же больше внимания уделить тому, как народ может управлять государством, и что народу в этом содействует, а что ‒ мешает. И сразу же надо пояснить, что и «народ», и «граждане», и «управлять» ‒ эти термины в разные времена ученые и политики понимали совсем не одинаково.
Исследуя историю происхождения семьи, частной собственности и государства Ф. Энгельс пришел к выводу, что в каменном веке демократия была доминирующей формой правления, ведь решения принимали все взрослые члены рода или племени, если можно так выразиться, консенсусом. Альтернативой общему собранию обезьянолюдей являлся вождь или верховный шаман. Так демократическая форма правления и деспотическая существовали рядом и развивались синхронно. В период разложения первобытного общества возникает военная демократия, где народ, иными словами ‒ имеющие право участвовать в управлении и осуществлять правосудие, состоял лишь из вооруженных мужчин. И здесь мы видим смешивание идеи политического равноправия (эгалитаризма) с демократией. Лишение права голосовать и участвовать в управлении многих членов сообщества ‒ женщин, хлебопашцев, свинопасов, ремесленников ‒ не отменяло само по себе принципа демократии, но лишь сужало круг тех, кто достоин стать «избирателем».
Первобытное общество выглядит довольно путаным и сложным в части «государственного» устройства. Гносеологическая ошибка классика марксизма, по-видимому, состоит в том, что у обезьянолюдей, которых он возводит в родоначальники демократии, не было государства, они ещё государство, как инструмент налаживания взаимодействия индивидов в обществе и защиты интересов отдельных граждан и групп населения, не придумали. Наша векторная теория революции и модель пространства политических идей применимы к любому государству, как инструменту или «механизму». На нашей планете осталось очень немного человеческих сообществ, не подозревающих о том, что свое сосуществование они организуют посредством государства. Они ‒ где-нибудь в экваториальных или островных джунглях. Там модель пространства политических идей не найдет благодарных потребителей.
В древних Афинах, подаривших миру опыт первой прямой политической демократии, под народом ‒ демосом ‒ понимались только взрослые свободные мужчины. Именно они имели право лично участвовать в работе народного собрания и голосовать. Женщины, рабы, метеки (лично свободные переселенцы) политических прав не имели. Афинская демократия, как мы знаем, была тиранией «большинства».
Глубинное понимание греками сути демократии проявлялось в институте остракизма. Очевидно, что наибольшую опасность для демократии ‒ самоуправления ‒ представляют те отдельные граждане, которые в состоянии отнять власть у большинства или выманить ее у них. Против тех, кто захочет власть отнять лекарство одно ‒ меч. А вот что делать с теми, кто может власть выманить? С теми, кто может сделать так, что мы сами ему эту власть отдадим? Потом-то мы пожалеем, но будет уже поздно. Обратно власть отобрать значительно труднее, чем её отдавать.
Выманить власть может тот, кому большинство будет готово отдать власть добровольно. Тот, кто пользуется такой популярностью, что на его просьбу отдать власть, большинство, те, у кого он пользуется популярностью, отдадут ее добровольно. Значит нужно не допускать такой популярности ни у кого. Превентивно!
И вот в Афинах регулярно проводились голосования черепками (остракизм), на которых каждый гражданин должен был ответить на вопрос: кто, по его мнению, уже завоевал среди нас такую популярность, что это стало представлять опасность для нашей демократии? Каждый гражданин царапал на черепке чье-то имя, и если чье-то имя оказывалось намного популярнее других, этот кто-то отправлялся в почетное изгнание в свое имение. Лет на пять-десять. Никаких других прав, кроме права жить в столице, его не лишали. А дальше все просто, с глаз долой из сердца вон. За эти пять-десять лет популярность такого гражданина падала, и он переставал своей популярностью представлять опасность демократии. Важно понимать, что остракизм это не наказание, а всего лишь превентивная мера.
Так был отправлен в ссылку стратег и политик, победитель персов при Саламине, Фемистокл со словами: «Ты ‒ лучше нас, а нам не нужно лучших». Изгнал демос также Кимона и Фукидида. Хотели даже избавиться и от влиятельного деятеля афинской демократии Перикла. Не успели. Помешала очередная война со Спартой. Он умер во время эпидемии в осажденных спартанцами Афинах. Вскоре после этого демократические Афины пали под натиском монархической Спарты, демократия потускнела, но с исторической сцены полностью не сошла.
Сегодня остракизму мы никого не подвергаем, но должны же появиться и соответствующие времени механизмы реализации демократических принципов и защиты демократии. Может быть, таким механизмом является система политических партий, каждая из которых выражает интересы определенного класса общества? Условимся, что партии не декоративные, и они не питаются из одного финансового «рога изобилия». Допустим также, что партии, как и полагается в теории, реально конкурируют между собой в борьбе за избирателей и за финансы.
Основа демократии ‒ политическая конкуренция партий. Вот тезис, который сегодня безраздельно царит в общественном сознании. Настолько безраздельно, что сторонники этого тезиса даже не утруждают себя какой-либо аргументацией. Так ли это, так ли важны партии для реализации демократии? В чем собственно конкурируют сегодня политические партии? Давайте разбираться. И начинать надо с определения понятия «политическая партия».
Политическая партия ‒ это часть народа, объединившаяся с целью завоевания власти.
Возможно, у каких-то политических партий есть и другие цели, но эта главная цель для политической партии обязательна. Наличием этой цели политические партии отличаются от любых других объединенных и организованных частей народа, таких как, например, акционерные компании или общества филателистов. Структурировать партии можно и нужно именно по способам достижения этой цели.
Что нужно партии для того, чтобы достичь указанной цели ‒ мирно захватить власть в государстве? Партии нужно, чтобы за нее проголосовало как можно больше избирателей. Избирателям всегда что-то не нравится в окружающей действительности. Тот, кто ругает недостатки, или то, что избиратели считают недостатками, не может этим избирателям не понравиться. «Так жить нельзя!» ‒ лозунг на все времена. Отсюда вывод: нужно как можно громче и как можно злее ругать недостатки и ты выиграешь, во всяком случае ‒ приобретешь голоса многочисленных сторонников. Партия, которая против всего плохого, никого не отталкивает, всех только привлекает. Если, конечно, это «плохое» плохо для большинства, если именно большинство считает это плохим. Нас не должно удивлять, что даже правящая партия всегда ругает недостатки, делая вид, что не она в этих недостатках повинна. Это совершенно правильный, вполне оправданный ход. Народ глуп, и не в состоянии понять этого парадокса. В конкуренции двух мыслей (если, конечно, такая конкуренция возникает): «Какие молодцы, как ругают недостатки!» и «А не они ли в этих недостатках сами и виноваты?», всегда в народе побеждает первая мысль. Так что правящей партии нужно аплодировать, когда она ругает недостатки.
Более того, педалирование темы «недостатков» подспудно внедряет в подсознание избирателей мысль о том, что правящая партия собирается что-то менять, собирается эти недостатки исправлять. Раз мы живем плохо, что-то нужно менять. То есть мы, правящая партия, не собираемся мириться с этими недостатками. Но, поскольку мы люди опытные (коней-то на переправе не меняют!), мы справимся с ликвидацией недостатков лучше, чем любая другая партия.
Ругать недостатки выгодно всем партиям, и все партии это делают.
В чем же заключается «конкуренция» между партиями по этому параметру? Ровно в том же, в чем заключается конкуренция между продавцами одинакового товара ‒ в талантливой рекламе! Ключевой момент здесь в том, что сам товар, если разобраться, имеет в этой игре второстепенное значение. В такой конкуренции побеждает тот, у кого реклама лучше. Именно этим объясняется такая востребованность политтехнологов политическими партиями. Всеми без исключения. Так кто же победит в такой конкурентной борьбе? Тот, кто сможет купить лучшую рекламу! Ошибки в политической рекламе очень дорого стоят политическим партиям. Достаточно вспомнить самолет СПС.
Итак, ругать недостатки выгодно всем. Может быть, не менее выгодно давать предложения по устранению этих недостатков? Как бы не так!
Способов устранения конкретного недостатка всегда больше одного. Одним избирателям, считающим, что недостаток нужно устранять, правильным кажется один способ его устранения, а другим избирателям ‒ другой. Предлагая конкретный способ устранения недостатка, политическая партия теряет тех избирателей, которые считают правильным все другие способы его устранения. Это плохо. Этого допускать нельзя! Именно поэтому все политические партии стремятся избежать хоть какой-то конкретики в своих позитивных предложениях. Все политические партии стремятся изложить свои политические предложения как можно туманнее. Никаких конкретных действий и объектов для исправления. Противоположных тезисов в программах современных политический партий практически нельзя отыскать. Идеальная программа политической партии хорошо известна: против всего плохого, за все хорошее.
Никаких шансов победить в «конкурентной борьбе» партий не имеет любая партия, заявляющая некий конкретный тезис. Причем, не важно, с каким знаком этот тезис произносится. Никаких шансов не имеет ни партия, провозгласившая: «Мы за легализацию однополых браков», ни партия, провозгласившая: «Мы против однополых браков». В конкурентной борьбе с ними победит партия, вовсе промолчавшая, не высказавшая никакого отношения к такой болезненной проблеме или, на худой конец, высказавшаяся так неопределенно, что это высказывание оттолкнет от нее (а любое высказывание оттолкнет) как можно меньшее число избирателей.
Но так было не всегда. Еще сто лет назад политические партии старались различаться именно позитивной конкретикой. Какие-то атавизмы прошлого остались и в программах современных партий.
Неидеологическая политическая партия ‒ это партия, для которой власть является единственной целью политической борьбы.
Идеологическая политическая партия ‒ это партия, для которой власть является средством для достижения и каких-то иных целей.
Когда мы говорим о том, что для некоей партии власть является единственной целью, мы, конечно, имеем в виду, что эта партия собирается из обладания властью извлечь не только удовольствие от обладания властью, но и какую-то другую для себя пользу, выгоду. Не обязательно криминальное обогащение. Возможно, членам этой партии достаточно будет распределить среди себя все государственные посты и получать официальную зарплату и другие привилегии, вытекающие из обладания государственными постами. Но только для себя.
Когда мы говорим, что для некоей партии власть является средством для достижения и каких-то иных целей, мы имеем в виду, что эта партия собирается предпринимать некие шаги для изменения (или сохранения) существующего положения в каком-то важном для этой партии секторе общественной жизни или в нескольких секторах. Возможно, эта партия собирается изменить общественно-политическое устройство в стране. А возможно всего лишь легализовать употребление наркотиков или возвратить смертную казнь. Важно, что без обладания властью эта «иная» цель не достижима. Для достижения своей «иной» цели идеологической партии необходимо прийти к власти, иначе эта ее «иная» цель не достижима.
Очевидно, что в современной политической борьбе (борьбе за власть, за участие во власти) идеологические политические партии проигрывают политическим партиям неидеологическим. И получилось так, что в первой четверти XXI века в России нет ни одной идеологической партии, просочившейся во властную элиту. Возможно, что выпадение из власти «Яблока» и СПС как раз связано с тем, что они оказались недостаточно неидеологическими партиями. У них оказалось слишком много несторонников. Не противников, то есть сторонников каких-то других партий, а просто несторонников, то есть избирателей, которые нашли в их программах или просто в высказываниях лидеров этих партий что-то такое, что показалось им не совсем совпадающим с их идеальной картиной правильного мироустройства.
Так что же еще должны делать политические партии для победы в «конкурентной» борьбе с другими политическим партиями? Они должны, как черт от ладана, бежать от всякого проявления своей «идеологичности». Всякое проявление идеологичности снижает конкурентоспособность любой политической партии в ее борьбе за власть или даже за участие во власти в качестве статиста. Перечитайте программу самой «идеологичной» из всех участвующих во власти политических партий ‒ КПРФ. Возможно, вы удивитесь, насколько размыта, стерта коммунистическая составляющая в этой программе. А, возможно, и не удивитесь после того, что было сказано выше в этой книге.
В качестве примера вспомним, как победила на выборах «Единая Россия» в 2003 году, получив 223 места в Государственной Думе России (120 по списку и 103 в одномандатных округах). Вскоре единороссами был выдвинут законопроект, предусматривающий такие поправки к действующему Федеральному закону «Об акционерных обществах», которые позволяют без согласия акционеров, владеющих малым количеством акций, эти акции у них «выкупать». Чем и занялись сразу же крупные акционеры. Напомним, что в ходе «ваучерной» приватизации в 1993 году многие жители России получили маленькие доли многих российских предприятий. Множество россиян, в частности, рабочие акционируемых предприятий, превратились в миноритарных акционеров. Возможно, люди надеялись, что впоследствии они смогут регулярно получать некие дивиденды на свои акции. Если не сразу, то в будущем… Как правило, за десять лет никаких дивидендов никто из миноритарных акционеров не получал. Может быть, только акционеры «Газпрома» и некоторых других крупных госкорпораций. А спустя десять лет и это призрачное имущество было у народа отнято.
И хотя президент России счел предложенную процедуру неконституционной, закон был принят думским большинством, а Конституционный Суд России рассматривал этот вопрос и не нашел в такой процедуре ущемления прав собственников. Проголосовали бы избиратели за «Единую Россию», если бы в программе этой политической партии был запланирован отъем имущества миноритарных акционеров? Уж точно, «миноритарии» не проголосовали бы.
Приходим к выводу, что россияне в массе своей стали беднее оттого, что демократия в России остается лишь декорацией, лишь способом получить власть, которым воспользовалась группа лукавых политиков. И все ещё в течение двадцати лет политическую власть удерживает. И далее, если уж обобщать и продолжать индукцию, демократии меньше ‒ бедности больше. Причем, на первом месте в этом суждении стоит недостаточность демократии. Мы не вправе совершать перестановку: чем больше бедности, тем меньше демократии. Бедность народных масс вытекает из недемократического устройства государства, а не наоборот. Интуитивно это понятно. Какой смысл беднякам, которых всегда больше богачей, поддерживать на выборах состоятельных кандидатов-элитариев? Скорее народ проголосует за своих представителей, таких же малоимущих, как большинство населения. А эти представители начнут борьбу за перераспределение доходов в пользу своих малоимущих избирателей, чего богачам, конечно же, не хотелось бы. Значит, если в стране народ бедный, и власть принадлежит ничтожной кучке богачей, опирающейся на штыки или религиозно-идеологические догматы, то о какой демократии мы можем вести тут речь? Малочисленная элита, присваивающая львиную долю национального дохода, может сохранять власть только в недемократическом государстве.
Вывод о связи уровня жизни людей с демократией, практически полезный для каждого гражданина, делают экономисты, сравнивающие различные страны по доходам населения и уровню демократии. Правда, за признак демократии они берут разнообразие представительства и количество общественных и коммерческих организаций, в той или иной мере независимых от государства.
Есть исследователи, которые находят корреляцию между уровнем демократии в стране и доходами населения. Чем больше демократии, тем народ в такой стране богаче.
Все исследователи обращают внимание на развитие политических институтов, как признак демократии, в частности, политических партий. И возвращаясь к вопросу о партиях, мы должны оценить, является ли наличие партий необходимым признаком демократии?
Партия должна конкурировать с другими, выживать, бороться за избирателей, следовательно, уклоняться от определенной идеологии. Однако же, политическим партиям полностью убежать от идеологичности удается не всегда. Особенно это касается партий с историей политической борьбы, таких как КПРФ, «Яблоко», СПС. Тогда им приходится либо размывать свою идеологичность, либо проигрывать в политической борьбе. Некоторые партии изначально создавались так, чтобы идеологичность не могла им помешать в их конкурентной борьбе.
Консервативная идеологическая политическая партия ‒ это идеологическая партия, готовая отстаивать уже достигнутую свою иную (кроме власти) цель.
Оппозиционная идеологическая политическая партия ‒ это идеологическая партия, готовая бороться за достижение своей иной (кроме власти) цели.
Теперь давайте задумаемся, а нам-то что нужно? Нам нужна такая конкурентная борьба? Или нам нужно что-то иное? Является ли такая конкурентная борьба обязательным атрибутом демократии?
Нам нужна демократия, то есть власть народа, всего народа. Не власть, осуществляемая (партиями) от имени народа, а осуществляемая самим народом через своих совершенно свободно избранных представителей. Какую пользу могут принести партии для решения этой задачи?
Если основу демократии по-прежнему будет составлять политическая конкуренция партий ‒ никакой. В выборах участвуют представители партий, а не народа. Если народ привлекают к голосованию за того или иного партийного кандидата, то это отнюдь не значит, что одержавший на таких выборах победу депутат является представителем народа. Этот депутат ‒ представитель партии. Точно по определению Йозефа Шумпетера (с. 41) этот индивид приобрел право принятия решений в результате конкурентной борьбы за голоса людей. Партия победила другие партии в конкурентной борьбе и в результате получила возможность принимать решения независимо от мнения избирателей других партий.
Конкуренция политических партий это конкуренция рекламных кампаний, причем по рекламированию сформированного недемократическими методами списка конкурирующих товаров. В конкуренции участвуют исключительно различные марки кофе, но я не хочу вообще пить кофе. Я хочу пить чай или кумыс. Политическая конкуренция партий заведомо лишает меня возможности пить чай. Я могу вообще не пить, но пить чай не могу. Ведь проголосовать мне предоставляют возможность и даже настаивают на этом за тот или иной «сорт кофе» ‒ за ту или иную из допущенных к выборам партий. Это правильно? Это демократично?
В политические партии сегодня объединено около двух процентов населения (любители кофе). Почему только они имеют право решать, образно говоря, какой напиток мне пить? Если внимательно присмотреться к «политической конкуренции партий», то оказывается, что под этим эвфемизмом скрывается прямо противоположное ‒ «монополия политических партий». Именно политические партии монополизировали власть народа. Причем не только в нашей стране. Монополия это всегда плохо. Почему же это считается благом в политической жизни? Не лукавство ли это правящей элиты? А ведь вся политическая система заточена именно под такое конкурентное преимущество партий, именно это конкурентное преимущество позволяет под именем демократии осуществлять то, что мы видим вокруг. Вбивает в головы народу, что только партии это и есть демократия.
Вместе с тем, если лишить партии их монопольного преимущества, никакого вреда от них не будет. Партии превратятся в политические клубы по интересам. Доминировать же в политике станут представители остальных 98% населения ‒ свободно избранные депутаты народа. При условии соблюдения равенства прав и возможностей подобных независимых от партий кандидатов на выборах. Вот что такое демократия.
Эта политическая идея витала в воздухе и питала умы политиков на протяжении всей истории человечества. Не забывали о демократии даже в самые «темные» и тиранические времена. Замечательно, что в Средневековье, во время расцвета феодальных деспотий, разнообразные бунтовщики и заговорщики, как среди элитариев, так и простолюдины, затевая государственный переворот, всегда обращались к идее демократии, созывали народные сходы, съезды представителей всех сословий или хотя бы представителей олигархии и аристократии. В случае же своей победы, эти средневековые «революционеры» не только не давали развития идее демократии, но старались о ней позабыть и заставить своих недавних сторонников разочароваться в этой идее. А ещё чаще огнем и мечом избавлялись от самых памятливых и неусмиримых демократов.
В зависимости от форм участия народа в осуществлении власти выделяют прямую и представительную демократии. В прямой демократии между волей народа и ее воплощением в решения нет опосредующих звеньев ‒ народ сам участвует в обсуждении и принятии решений на сходе граждан или путем референдума. Понятно, что ни в большой стране, ни даже в крупном городе прямая демократия не может быть осуществима на постоянной основе.
Законодательство многих стран предусматривает и непосредственные формы участия граждан в законотворчестве. Так, в декабре 1993 года одновременно с выборами депутатов Государственной Думы было проведено голосование по проекту новой Конституции России.
Мировой опыт показывает, что вопросы, выносимые на референдум, могут быть самыми разнообразными: замена монархии республикой (Греция, 1974), о независимости какой-либо территории (Канада, провинция Квебек, 1995), разрешение разводов и абортов (Италия), переход от президентской республики к парламентской (Армения, 2015).
В представительной (репрезентативной, парламентской) демократии воля народа выражается не прямо, а через институт представителей, поэтому ее еще называют делегируемой демократией. Депутаты, политические лидеры, получив «мандат доверия» от народа через процедуру голосования, должны воплотить эту волю в принимаемых законах и решениях. Между народными представителями и теми, кого они представляют, устанавливаются отношения, основанные на полномочиях и ответственности представительной власти перед гражданами.
Главным вопросом представительной демократии, как следует из сказанного выше, является способ избрания представителей. Если это представители партий, то они представляют лишь малую долю населения. Если это выдвиженцы партий, за которых на выборах проголосовали избиратели, то надо ещё оценить насколько эти избранные могут считаться представителями проголосовавших за них граждан? Мы приходим к выводу, что система и способ выборов представителей ‒ это важный элемент политической системы, без которого плодотворная и гуманная идея демократии остается лишь идеей, никакой практической пользы жителям страны не приносящей.
 К предыдущему разделу книги |
 К следующему разделу книги |
Комментариев нет:
Отправить комментарий