banners

среда, 19 декабря 2018 г.

Система координат. Пределы. Единицы измерения

Мы построили трехмерную модель пространства политических идей (рис.1-1). Систему координат в ней образуют три различные оси, которые взаимно перпендикулярны. Модель напоминает параллелепипед или, точнее, куб, поскольку длина осей, как будет показано далее, одинакова (измеряется от ноля до единицы). Сколько же властных режимов мы можем смоделировать в этой системе координат?
Егоров С.Н., Цыпленков П.В.
Векторная теория социальной
революции. ‒ СПб.: б.и., 2017. ‒ 400 с., 38 ил.
Книга есть во всех крупных библиотеках России.


Оглавление


ВСЕ!
Все опробованные человечеством государственные модели находят свои места в виде точек (или областей) внутри пространства политических идей. И даже такие государства, которые история ещё не знала, также могут поместиться в этом пространстве.
Очень важно понять, что в реальной жизни крайние точки на всех трех осях недостижимы. Ни одна из перечисленных политических идей не может быть реализована абсолютно. Эти точки идеальны, и мы можем только стремиться к ним, приближаясь к реализации той или иной идеи на столько, насколько это возможно. В целях исследования и обучения, как советовал поэт и философ Дж. Леопарди, мы должны учиться видеть простое в сложных вещах. Вписав перечисленные выше политические идеи в трехмерное политическое пространство, нам удобнее будет обсуждать вопросы, связанные с практическим воплощением этих идей в реально существующих на нашей планете государствах.
Вероятные критики нашей векторной теории вполне предсказуемо могут потребовать от нас представить некие числовые характеристики нашей модели. Что же за наука без математики! Если для определения социальных процессов в качестве революционных, контрреволюционных, модернизационных или реставрационных требуется умение определять дистанцию перемещения государства в политическом пространстве, мы должны установить шкалу перемещения по каждой из осей. Если для определения величины перемещения в пространстве мы используем единицы длины (метры, футы или парсеки), то для определения величины перемещения в политическом пространстве нам нужно иметь соответствующие единицы измерения количества демократии, свободы и равноправия.
В настоящее время уже предложены шкалы для измерения демократии, базирующиеся на экспертных оценках. Об одном из способов мы уже говорили в связи с попыткой найти корреляцию между уровнем демократии в стране и эффективностью экономики. Известен индекс Polity, который также составляется по балльной системе, исходя из ответов экспертов на такие вопросы, как уровень политического участия, открытость, состязательность на выборах, полномочия главы исполнительной власти, контроль над ним и т.п. По тенденциям развития с 1946 по 2013 год к совершенной демократии относятся по этому индексу США, Канада, Великобритания, Скандинавские страны, Германия, Польша, Литва, Монголия, Чили и некоторые другие. Во Франции, странах Южной Америки, в Индии и Украине, хотя и есть демократия, но, видимо, «несовершенная». Россию авторы этого исследования отнесли к разряду открытых «анократий» вместе с Алжиром, Венесуэлой и некоторыми странами Африки. Китай, Белоруссия, страны Средней Азии и арабские монархии ‒ это автократии. Демократии в этих странах нет. Поясним, что по определению М. Маршалла «анократия ‒ это государственное устройство, сочетающее черты демократии и авторитаризма, политически нестабильное и неэффективное. Народ в такой стране подвержен риску вооруженных конфликтов, междоусобиц или неожиданных и неблагоприятных изменений в руководстве. Уровень демократичности М. Маршалл и Т. Гарр измеряют по шкале от -10 (автократия) до +10 (совершенная демократия).
Читатель вправе поинтересоваться, в каких «метрах» или «килограммах» предлагают авторы настоящей книги измерять путь, пройденный государством в процессе его эволюции, «количество» либерализма, народовластия или равноправия в стране? Безусловно, прийти к единому пониманию количественных показателей и единиц измерения свободы, равенства и братства чрезвычайно важно, ведь эти «материи», казалось бы, неосязаемы. И для людей, даже для политиков и ученых, эта «алгебра» ‒ совершенно новый предмет.
Мы полагаем, ответ лежит на поверхности. Очевидно, что каждая из трех осей пространства политических идей ограничена. И это значит, что количественно измеряемые параметры будут изменяться от нуля до единицы, или, другими словами, от полного отсутствия (0%) до максимального наполнения и реализации политической идеи (100%). Следовательно, оси координат градуируются в долях единицы или, если угодно, в процентах.
Некоторые исследователи уже предлагали измерять степень реализации политической идеи в пределах от нуля до единицы. Ноль ‒ полное отсутствие этой политической идеи в государстве, единица ‒ максимально возможное воплощение данной политической идеи в государственном устройстве. Нам представляется этот масштаб вполне удобным. Используем его и мы.

Количество либерализма (L) определяется средним для всех граждан страны (N) произведением доли вопросов, которые человек решает самостоятельно (ВС), на долю от этих вопросов, альтернативы по которым равнозначны (ВР).
L = (∑(ВСi • ВРi ))/N    (1.2)

Все люди имеют примерно одинаковые наборы генов, наследственных задатков. Казалось бы, и жизнь людей должна быть примерно одинаковой. Однако это не так. Все люди проживают разные жизни. Жизни всех людей состоят и множества «поворотов» «направо» или «налево». Так или иначе, люди направо или налево поворачивают. Всегда ли сам человек решает, повернуть ему направо или налево? Нет, не всегда. Множество поворотов для человека предопределены. Какую религию ему принять? В какую школу ему пойти учиться и пойти ли учиться вообще? Поступить ли ему на службу в армию и в какие именно войска? Какую зарплату требовать у работодателя? Пойти ли ему учиться в вуз или ему, как кухаркину сыну, это запрещено, а если этот человек ‒ женщина, то, может быть, запрещено, как женщине? Множество подобных вопросов решает не сам индивид. При решении многих вопросов возможность выбора человека крайне ограничена. Решение каких-то вопросов ограничено государством, каких-то ‒ обществом, но ограничено.
Очевидно, что подобные ограничения есть ограничения свободы человека. Количество свободы человека тем меньше, чем меньше доля вопросов, которые человек может решать самостоятельно.
Дж. Оруэлл описал нам государство, которое решало за человека практически все вопросы, включая «семейные». Придуманное Оруэллом государство характеризуется максимальным значением этатизма и, следовательно, минимальным количеством либерализма.
В этом отношении люди вовсе не равны. Какие-то люди в стране практически не ограничены в выборе, им позволено все, а какие-то ограничены весьма существенно. Определяя количество либерализма в стране, мы вынуждены вычислять некое среднее значение и для тех, кому можно все (ВС = 1), и для тех, кому нельзя ничего (ВС = 0).
Но и среди тех вопросов, которые человек решает самостоятельно, вопросы разные. Одни самостоятельно решаемые вопросы имеют при своем решении примерно равнозначные альтернативы ‒ съесть на завтрак эклер или буше, поступать в медицинский или педагогический институт, поехать отдыхать в Турцию или Грецию… А есть и другие вопросы, решение по которым имеет сильно неравнозначные альтернативы ‒ украсть или не украсть, подписать петицию (и быть уволенным со службы) или не подписать, пойти в армию или «закосить»…
Более того, выбор есть всегда. Несмотря на требования государства, можно не идти служить в армию. Некоторые уклоняются от службы в армии, даже будучи вполне здоровыми, находят «варианты». Но нужно понимать всю неравноальтернативность этого выбора. Нужно понимать, что за уклонение от армейской службы государством для граждан предусмотрено наказание ‒ уголовная статья. Можно не идти работать. Но статья найдется и за тунеядство.
Таким образом, при определении количества либерализма нужно учитывать и эту неравноальтернативность.
Очевидно, что если все вопросы каждый i-ый человек решает самостоятельно, и среди этих вопросов нет вопросов, альтернативы по которым неравнозначны (ВР = 1), в стране, где живут эти люди, количество либерализма равно «недостижимой» единице. Если таких людей только половина, а вторая половина имеет либерализма вдвое меньше, то и количество либерализма в такой стране будет равно всего 0,75. Если же в стране вторая половина населения только половину своих вопросов решает самостоятельно, а из оставшихся вопросов только половина является равноальтернативной (ВР = 0,5), то в такой стране количество либерализма равно всего 0,625.
Подставим в формулу (1.2) данное условие, приняв во внимание, что в стране два типа жителей.

L = [(1 • 1) + (0,5 • 0,5)] / 2 = 0,625


Разумеется, для многомиллионной страны учесть степень свободы каждого i-ого индивида нереально. Но официальная статистика дает нам разбиение всего населения на большие группы, классы, о свободе которых мы можем составить представление, можем судить, например, о том, как меняется равноальтернативность вопросов в зависимости от доходов индивида или места его проживания. Таким образом, вычисление L для всего населения страны превращается в задачу, хотя и трудоемкую, но решаемую.

Количество демократии (D) ‒ это произведение доли граждан (Г), имеющих своих представителей в каждом органе представительной власти, на долю общих вопросов, которые может решать представительный орган власти (ВП).
D = Г • ВП    (1.3)


Демократия это способ принятия решений по вопросам, имеющим значение для всех граждан (общим вопросам), то есть по таким вопросам, которые решены не в отношении отдельного гражданина или юридического лица, а в отношении всех граждан и/или юридических лиц, по крайней мере, общей категории. Это вопросы, решаемые в отношении всех граждан или в отношении всех наемных работников, или в отношении всех пенсионеров, или в отношении всех родителей и т.п. ‒ в отношении неопределенного круга лиц.
К общим вопросами не относятся вопросы награждения отдельных граждан государственными наградами, или наказания отдельных граждан в уголовном или административном порядке, или предоставления отдельным гражданам жилых помещений или земельных участков...
Общие вопросы это вопросы об установлении правил. Применение установленных правил в отношении отдельных граждан или юридических лиц к общим вопросам не относится. Общие вопросы решаются в виде нормативных правовых актов.
В каждой стране на некий момент существует перечень уже решенных общих вопросов. Часть из них решены представительными органами власти, а остальные ‒ другими органами власти. Вот для этих уже решенных вопросов мы и можем вычислить их долю, решенную народными представителями.
Очевидно, что демократия не является единственным способом решения общих вопросов. Более того, исторически демократия ‒ вовсе не первый придуманный человечеством способ решения общих вопросов. Исторически долгие тысячелетия способ решения общих вопросов не был демократическим. Только в самые последние столетия человеческой истории способ решения общих вопросов стал обретать демократические черты. В борьбе с другим способом ‒ деспотическим. Сегодня человечество находится на пути осознания преимущества демократического способа решения общих вопросов, на пути осознания ценности такого способа решения. Это осознание еще окончательно не достигнуто. Те, кому выгодно применение другого, не демократического способа решения общих вопросов, активно сопротивляются такому пониманию, внушают человечеству представление о «порочности» демократии. Пока довольно успешно. Особенно в нашей стране, где слова «демократия», «демократ» давно стали почти ругательными. Даже там, где демократия, казалось бы, победила, в действительности демократии совсем мало. Правда, вчера демократии там было еще меньше. Так что сама тенденция внушает некоторый оптимизм.
Основным «теоретическим» способом обмана является извращение принципа разделения властей. Если вдуматься, этот принцип прост и прозрачен: представительные органы власти принимают решения по общим вопросам, а исполнительные органы власти исполняют эти принятые не ими решения. Казалось бы, что может быть проще? Но…
Сильным мира сего проще управлять исполнительной властью, удобнее. Даже там, где парламент представляет собой абсолютно декоративный орган. А уж там, где парламент что-то значит, на что-то может влиять, и подавно.
Есть еще одна трудность осуществления демократического способа решения общих вопросов, даже там, где представительные органы власти существуют. Эта проблема связана с влиянием на «свободу воли» у избранных представителей. Теоретически возможно, что, участвуя в принятии решений, представители действуют не свободно, то есть, делая выбор не в соответствии со своим жизненным опытом и общим мнением слоя людей, чьим представителем является голосующий, а по чьей-то указке. В такой ситуации о решении вопросов представительным органом говорить трудно. Но даже если такая ситуация имеет место, она всегда скрыта от постороннего наблюдателя. Такая ситуация законодательно должна быть исключена. Эта ситуация аналогична работе присяжных заседателей, на голосование которых теоретически могут влиять подельники подсудимого, оставшиеся на свободе. Действия этих подельников подпадают под уголовную статью. Также под уголовную статью должна подпадать и подобная «лоббистская» деятельность любых лиц, направленная на принуждение представителей к тому или иному голосованию.
Отчасти эта проблема решается при формировании представительного органа власти. Если избиратели абсолютно свободны в своем выборе, имеют реальную возможность направить в представительный орган власти действительно своих представителей, делая свой осознанный выбор, избиратели должны учитывать и способность кандидатов противостоять подобным воздействиям.
В Конституции СССР и РСФСР было сказано, что Съезд народных депутатов может принять к своему рассмотрению любой вопрос. Поскольку Съезд народных депутатов представлял собой именно представительный орган власти, для такого устройства государства параметр ВП был равен единице. И это хорошо. Только при таком положении вещей параметр ВП и, следовательно, количество демократии может достичь максимального значения.
Количество граждан, имеющих своих представителей в представительном органе власти (Г) можно определять, например, путем социологических исследований. По правилам, хорошо известным социологам, нужно сделать выборку из населения страны и каждому из опрашиваемых задать следующие вопросы именно в этой последовательности.
1. Вы ходили голосовать на выборах данного представительного органа власти?
Отрицательный ответ свидетельствует о том, что у этого гражданина своего представителя нет. Его можно дальше не опрашивать. Если ответ положительный, следующий вопрос.
2. Кто Ваш представитель в представительном органе власти?
Отсутствие ответа, заминка, незнание персоны депутата, показывает нам, что у этого гражданина-респондента своего представителя нет. Если гражданин своего представителя не знает, его можно дальше не опрашивать. Если ответ дан, следующий вопрос.
3. На выборах Вы голосовали именно за этого представителя?
Отрицательный ответ показывает, что у этого гражданина своего представителя нет. Ведь «своим представителем» может быть только тот депутат, за которого гражданин голосовал. Респондента, ответившего «нет», можно дальше не опрашивать. Если ответ положительный, следующий вопрос.
4. Если бы Вам была предоставлена возможность внести в список любую кандидатуру, кого бы Вы внесли в список для голосования?
Только в случае совпадения имени желаемого кандидата с тем, за кого гражданин проголосовал, мы считаем, что у него есть свой представитель в представительном органе власти.
Как видим, вопросов совсем немного. Такое социологическое обследование не потребует больших затрат. Проделав эту работу, мы легко можем установить долю граждан, имеющую своих представителей в каждом представительном органе власти для каждой страны, для каждого муниципалитета. Мы уверены, что полученные результаты окажутся весьма интересными. Только вряд ли эта работа будет кем-то оплачена и, следовательно, когда-нибудь проделана.
Учитывая смысловую нагрузку этих четырех вопросов, читателям должно стать ясно, что использовать для измерения количества демократии явку избирателей в день голосования некорректно. Даже пришедшие на избирательные участки и проголосовавшие вовсе не обязательно приобрели своего представителя в результате выборов. Явка ‒ это тот максимум избирателей, кто мог бы получить своих представителей в выборном органе власти. Избирательный закон может быть несовершенен, и он не позволяет всем получающим бюллетени увидеть в них фамилию того кандидата, которого избиратель хотел бы видеть своим представителем, в силах которого будет решить общие вопросы именно таким образом, как хотел бы этот избиратель. А голосовать за кого попало, делать выбор за одну минуту уже на избирательном участке ‒ эта ситуация далека от самой идеи демократии.
Но, даже учитывая лишь явку в день голосования, мы установим, что первый сомножитель (Г) в нашей формуле (1.3) в России даже на федеральных выборах редко превышает 0,5. Чаще явка бывает ниже 0,3, а остальные «голоса» приписывают уже на избирательных участках. Отсюда вывод: если бы наш парламент принимал решения по всем вопросам общего значения (ВП = 1), то и в этом случае уровень демократии в России не превысил бы 30%.
В прошлом, во времена СССР, властвующая элита России добивалась высокой явки избирателей, но вопросы общего значения, в действительности, решал не представительный орган власти, а структуры партийной номенклатуры. Значение ВП, формально равнявшееся 1, на деле оказывалось близко к нулю. Тогда представительные органы были «всевластны», но демократии-то в СССР было очень мало. Значит, добиться повышения уровня демократии в стране ‒ это задача более сложная, чем представляется тем, кто настаивает на признании высокой явки избирателей как критерия активного участия граждан в политике и, следовательно, демократичности существующего режима.
Еще менее обоснованной кажется оценка количества демократии по степени всеобщности выборов, иногда встречающаяся в литературе. Чем большему количеству граждан разрешено принимать участие в голосовании, тем больше демократии. При таком способе оценки оказывается, что многие страны уже достигли совершенной демократии, ведь там уже разрешено голосовать не только людям с другим цветом кожи, но даже и женщинам. Авторам такой способ оценки кажется вовсе примитивным.
Если демократия ‒ это способ решения общих вопросов, то и количество демократии должно определяться долей всех общих вопросов, решаемых демократически, то есть всеми, кого эти вопросы касаются, ‒ всеми гражданами.
Объективным показателем представляется произведение доли граждан, принимающих участие в принятии решений, на долю вопросов, принимаемых демократически. Произведение доли на долю всегда даст в результате величину, которая изменяется от нуля до единицы. В данном случае ‒ долю всех вопросов, решаемых демократически в представительном органе власти.
Мы прекрасно понимаем, что произведение 0,3•0,4 даст ровно тот же результат, что и произведение 0,4•0,3. В обоих случаях получится одинаковый результат количества демократии ‒ 0,12. Мы считаем, что произведение доли граждан, имеющих своих представителей, равной 0,3, на долю вопросов, решаемых представительным органом власти (0,4), дает ровно такое же количество демократии, что и произведение доли граждан, имеющих своих представителей, равной 0,4, на долю вопросов, решаемых представительным органом власти (0,3). Это обстоятельство никак не нарушает того «физического смысла» количества демократии, о котором мы говорим. Структура и полномочия демократических институтов в разных странах с разным политическим устройством, которые дают разные сомножители в нашей формуле, вполне могут, в результате, давать одинаковое количество демократии. И это достоинство, а не недостаток нашей формулы (1.3). Разные режимы разными способами могут достигать одинакового количества демократии.
Мы считаем, что и показатель «доля граждан, имеющих своих представителей» и показатель «доля вопросов, решаемых представительным органом власти» в одинаковой степени влияют на количество демократии. Если оба показателя достигают единицы (что в реальной жизни невозможно!), то и количество демократии достигает единицы. Если любой из показателей уменьшается до нуля, то и количество демократии уменьшается до нуля. Если «представительный орган власти» таков, что в нем нет ни одного представителя, то количество демократии становится равным нулю. Если представительный орган власти не решает ни одного общего вопроса, то и количество демократии становится равным нулю.
Если же вместо умножения мы попробуем эти доли, например, складывать, то при уменьшении до нуля одного из показателей доля демократии до нуля не упадет. Получится, что при доле представителей 0,5 и при условии, что эти представители ничего не решают (ВП = 0), количество демократии остается равным 0,5. Это противоречит нашему пониманию «физического смысла» демократии. Точно также, если доля вопросов, решаемых представительным органом власти, равна 0,5, а в представительном органе власти нет ни одного представителя народа, количество демократии при сложении оказывается равным не нулю, а 0,5. По нашему же мнению, подобный режим в стране вовсе не демократия. Встречаемые иногда в научной литературе способы определения количества демократии обычно грешат отсутствием такого «физического смысла».
Альтернативы представительной демократии нет. Существующая точка зрения о том, что в перспективе с ростом качества коммуникативных возможностей можно будет реализовать непосредственную электронную демократию, ошибочна. Не только потому, что на этом пути возникают технические сложности, но, главным образом, потому, что человечество не в состоянии принимать содержательные решения. Как сказал С. Лем: «Гомо сапиенс статистически глуп». И это правда. Никакой технический прогресс не может изменить это печальное статистическое обстоятельство. Люди в общей массе не способны принимать содержательные решения. Для того, чтобы принимать содержательное решение, например, о ставке налогообложения, человек должен ясно понимать, к каким последствиям приведет увеличение или снижение ставки. Большинство этого понять не может и утвердит минимальную ставку. А потом будет удивляться ‒ «куда делись желуди?», почему нет бесплатных лекарств, почему пенсия маленькая?
Зато главный вопрос демократии для каждого человека: кто именно наилучшим образом сможет отстаивать в представительном органе власти его интересы, каждый человек, ну, почти каждый человек, в состоянии решить правильно. Это хорошо понимал еще Перикл, который сказал: «Немногие способны быть политиками, но все могут оценивать их деяния».

Количество равноправия (E) зависит от доли граждан, права которых ограничены больше, чем у других. Если доля граждан, права которых по сравнению с остальными гражданами, ограничены, мала, то равноправие (Е) стремится к единице. И наоборот, если i-ая норма ограничила права почти всех граждан, то равноправие снижается почти до нуля. Для каждого нормативного акта, содержащего «репрессивную» клаузулу, можно предложить индекс равноправия (Еi):
Еi= 1 ‒ ГОi/N    (1.4)

где ГОi ‒ количество граждан, права которых ограничены больше, чем у других, i-ой нормой; N ‒ число граждан в стране.

Как нам представляется, каждому гражданину должно быть предоставлено максимальное количество свободы, совместимое с таким же количеством свободы каждого другого. Предоставляет и ограничивает свободу граждан государство в своем законодательстве. Правовые нормы всех государств предоставляют разным гражданам разное количество свободы.
Вот животрепещущий пример с пенсионным обеспечением в России. Казалось бы, у всех граждан должно быть одинаковое право на достойную старость. Какой вклад в общую копилку внес гражданин, пропорционально этому вкладу должна быть и его пенсия. Но не меньше определенного уровня. Однако правовые нормы Российского государства сегодня устроены так, что отдельные граждане «равнее» в отношении их пенсионного обеспечения. Закон о государственной пенсии по старости не делает различия между гражданами. Его нормы распространяются на всех в равной мере (ГО = 0, Е = 1). Этот закон никого не выделяет. Если бы этот закон был единственным законом, определяющим размер пенсии, все граждане страны имели бы равное право на достойную старость. Но это не единственный закон, регулирующий размер пенсии. Отдельные граждане получают существенные надбавки к пенсии, которые зависят не от их вклада в общую копилку, а от благорасположения законодателя. Например, государственные служащие получают такую надбавку. В стране граждан, имеющих отличие по данному закону, около 2 млн человек. Все остальные граждане по отношению к государственным служащим ограничены в правах, в частности, на достойную старость (хотя, и не только в этом). Для простоты расчетов примем общее число граждан России за 140 млн человек. По нашей формуле (1.4) закон о государственной службе в части пенсионного обеспечения вносит заметный негативный вклад, существенно снижая уровень равноправия:

Еi = 1 ‒ (140 ‒ 2) / 140 = 1 ‒ 0,986 = 0,014


Этот вклад в рост неравноправия очень велик, поскольку закон «обижает» 138 млн граждан России, выделяя 2 млн госслужащих, получающих привилегию.
Однако же, законов много, и не все, а лишь некоторые из них содержат дискриминационные нормы. Если бы «неравноправную» пенсию начислили лишь одному гражданину ‒ «царю», то для такого закона индекс равноправия был бы почти равен нулю, поскольку эта норма дискриминировала остальных 140 млн граждан страны. Все граждане, вроде бы сохраняют между собой взаимное равенство в части пенсионного обеспечения, но привилегия одному лишь гражданину сразу снижает индекс равноправия такого закона практически до нуля!
Характерный пример, дающий нам алгоритм вычисления уровня равноправия и оценки, как реформа изменяет уровень равноправия в государстве, установление гендерного равенства в активном избирательном праве в марте 1917 года. При царском режиме женщины, как известно, голосовать права не имели. Для простоты не будем учитывать иные категории «лишенцев», а количество женщин примем за половину населения. В 1916 году Еi,1916 = 1 ‒ 0,5 = 0,5. В 1917 году Еi,1917 = 1 ‒ 0 = 1. Как видим, узаконение гендерного электорального равенства увеличило индекс равноправия (в части данного конкретного права) до максимума.
Наделение или лишение какого-либо из прав группы граждан дает нам возможность сравнить уровень равноправия по данному праву до реформы (принятия закона) и после реформы, оценить революционность или контрреволюционность, модернизационность или реставрационность преобразования.
Теперь необходимо решить, каким образом рассчитывать интегральный вклад каждого нормативного акта в общий уровень равноправия в государстве. Некоторые узаконения не содержат дискриминационного начала, но ограничивают права всех граждан по отношению к самому государству, либо возвращают всем гражданам те права, которые были прежде лишь у привилегированного класса.
Нам следует использовать среднее арифметическое индексов равноправия всех законов, всех норм:


где Н ‒ количество норм.

К предыдущему разделу книги
К предыдущему разделу книги
К следующему разделу книги
К следующему разделу книги

Комментариев нет:

Отправить комментарий