Россия, 1861 год. Царь-революционер.

Крепостное право установлено
самодержавной властью
и только самодержавная власть
может его уничтожить,
— а на это есть моя прямая воля.
Александр II, император.

Либерально-эгалитарная революция

Егоров С.Н., Цыпленков П.В.
Векторная теория социальной
революции. ‒ СПб.: б.и., 2017. ‒ 400 с., 38 ил.
Книга есть во всех крупных библиотеках России.

---

---

Оглавление

• Введение
• Глава 1. Пространство политических идей
1. Свобода или подчинение?
2. Ось источников права
3. Ось использования права
4. Революция
5. Система координат. Пределы. Единицы измерения
6. Идеальное и реальное
7. Выводы
• Глава 2. Классификация политиков
1. Эволюция личности
2. Личность и её ценности
3. Политическая типология
4. Ты «за» или «против»?
5. Элита ‒ по-простому «власть»
6. Пассионарные вожаки революции
7. Не всем удача улыбнется
8. Армия вне политики
9. Vox populi ‒ глас народа
• Глава 3. Движущие силы революции
1. Пожнешь судьбу
2. Генотип и фенотип
3. Психология революционера
4. Альтруисты ‒ рекруты революции
5. Ведущие и ведомые
6. Комплекс пассионарности
7. Распределение пассионарности в народе
8. В книгах и в жизни
9. О неизбежности бунта
10. Выводы. Вожди революции ‒ редкость
• Глава 4. Угнетение и принуждение
1. Факторы угнетения, факторы бунта
2. Сытые и голодные
3. Алгебра бунта
4. Принуждение и долготерпение
5. Бунтовать по примеру соседей
6. Принуждение как фактор бунта
7. Глава 4. Выводы
• Глава 5. Мирные революции
1. Франция, 751 год. Прощание с волосами.
2. Англия, 1215 год. Великая Хартия Вольностей.
3. Россия, 1861 год. Царь-революционер.
4. Россия, 1989-1993 годы
5. Исландия, 2010 год. Мир - народу, война - банкирам
6. Выводы
• Глава 6. Цели и задачи революции
1. Демократия без равноправия ‒ это геноцид
2. Задачи революционеров-демократов
3. Где демократия, там и равноправие
4. Оппозиция и Конституция
5. Сопротивление революции
6. Эволюция или революция?
7. Порох для революции
8. Что делать?
• Глава 7. Фрилансизм
1. Череда общественно-экономических формаций
2. Двухколесный велосипед
3. Эпоха свободного труда
4. Потребности
5. Кто ‒ кого?
6. Фрилансизм - прорыв к свободе, равноправию, демократии
7. Выводы
• Резюме
• Заключение
• Терминология
• Сокращения

Ни коммунисты при социализме, ни, тем более, монархисты до 1917 года никогда не оценивали отмену крепостного права в России как революцию. Именовали это событие «крестьянской реформой» 1861 года. В самом деле, назвать государя императора революционером никому и в голову не приходило! Однако же, последствия отмены крепостного права были так глубоки и коснулись практически всех жителей тогдашней России, что мы должны поместить эту реформу в ряд величайших мирных революций.
В первой главе настоящей книги мы говорили, что эта «реформа» дала начало модернизационным общественно-политическим процессам, насильственное торможение которых в конце XIX века со стороны правящей элиты привело к народным восстаниям, крушению династической монархии и развалу империи.
В 1861 году в России наблюдается заметный рост свободы и равноправия. Появилась и демократия, хотя бы на уровне местного самоуправления. Вектор перемещения государства, таким образом, лежал в основном на плоскости, ограниченной осями либерализма и эгалитаризма. Значит, произошла революция, революция либерально-эгалитарная. Почему мы уничижительно или, по крайней мере, скромно опустив глаза, называем это событие реформой? Неужели царь не может быть революционером?
В реформах царя не хватало демократии, чем воспользовались критики этой реформы, например, большевики.
В. Ленин в своей статье ««Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьянская революция» (1911) настаивал, что царь Александр Второй, как главный крепостник, не был способен осуществлять революцию. Царь действовал в интересах дворянства, вынужден был действовать именно так, потому что Российская империя катастрофически отставала от Европы, что вскрыло поражение в Крымской войне. А других революционеров тогда в стране не было, констатирует В. Ленин, за исключением революционного демократа, социалиста-утописта Н.Г.Чернышевского и его оппонентов, кучки «либералов», согласных в угоду помещикам ограбить крестьянство. Либералы хотели «освободить» Россию «сверху», не разрушая ни монархии царя, ни землевладения и власти помещиков, побуждая их только к «уступкам» духу времени. Чернышевский же звал Русь «к топору», был идеологом крестьянской революции, борьбы масс за свержение всей прежней элиты.
Тем не менее, даже большевики не могли отрицать, что реформа 1861 года знаменовала собой начало новой, буржуазной, России, выраставшей из крепостнической эпохи. Большевики не признавали революции «сверху», наша векторная теория допускает возможность революционного перемещения государства, санкционированного элитой.
Да, эта революция была проведена «сверху». Да, в ходе этой революции состав истеблишмента практически не изменился. Да, в ходе этой революции почти никто не пострадал, кровь рекой не лилась… Но все это вовсе не отменяет величия этого события. И бенефициаров было несколько миллионов. Российское государство всего за несколько лет совершило гигантский шаг вперед в политическом пространстве. Почему-то марксисты в начале XX века не желали этого видеть!
После длительной тайной подготовки и обсуждения проекта реформ с противниками и сторонниками отмены крепостного права царь Александр II, торопясь сделать это до начала посевной, 3 марта (по новому стилю) 1861 года обнародовал Манифест, последствия которого через сорок лет вынудили его внука начать серьезные репрессии против бунтующей интеллигенции, чрезвычайно размножившейся в империи и недовольной российским абсолютизмом. Как же так, удивится читатель, освободили крестьян, а размножилась интеллигенция? В том-то и дело, что революция всегда имеет самые неожиданные многообразные отдаленные последствия.

Рис. 5-4. А.Д. Кившенко. Царь-освободитель.

Манифест «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» предоставил свободу 23 миллионам из 62,5 миллионов человек, населявших Российскую империю. Именно столько было в стране крепостных к концу 50-х годов XIX века по данным переписи. Бывшие рабы, сидевшие прежде смирно в своих избах, получали право передвижения, личную свободу и возможность распоряжения своим имуществом. Помещики сохраняли в собственности свои земли, но были обязаны предоставить крестьянам в постоянное пользование избу с приусадебным участком, а также полевой надел. За это пользование крестьяне обязаны были отбывать барщину или платить оброк. Незнаемый дотоле либерализм заключался в том, что возникла необходимость думать и привыкать совершать серьезные поступки без санкции начальства. Ведь при крепостном праве даже жениться рабы могли лишь с разрешения помещика.
Крепостные были товаром (перечитайте «Мертвые души» Н.Гоголя). Реформа упразднила этот мощный запас ценности в России: продавать человека отныне стало нельзя. Товаром становился только труд человека, и продавцом такого товара являлся сам индивид. От эпохи внеэкономического принуждения Россия перешла к эпохе принуждения экономического. Огромный скачок по оси либерализма.
Отмене крепостного права предшествовал незначительный рост крестьянских волнений и своеобразный экономический кризис: множество имений с крепостными были заложены в казну, а помещики просрочили платежи. Царь имел возможность национализировать и усадьбы, и крестьян. Но планы национализации, конечно же, встречались помещичьим классом России с озлоблением. Среди крепостных бродили слухи о скором «освобождении» вместе с землей, которую крестьяне из поколения в поколение обрабатывали, собирали урожай и кормили помещика, а теперь, судя по всему, будут кормить только самих себя. Помещики же землей делиться категорически не хотели.
Надо заметить, что во многих регионах России вообще не было крепостных крестьян. В целом, устранение крепостного права волновало передовые умы российского общества довольно давно. Некоторые дворяне предоставляли свободу всем или части своих крепостных. Начал узаконивать этот процесс небезызвестный А. Аракчеев ещё при Александре I. В 1816   1819 годах крепостное право было отменено в прибалтийских губерниях Российской империи. На Кавказе, Дальнем Востоке, в некоторых сибирских губерниях вообще не знали крепостничества.
А. Герцен: «Пройдет еще много лет, прежде чем Европа уяснит себе ход развития русского крепостного права. Его происхождение и развитие представляют собою явление столь исключительное и ни на что не похожее, что в него трудно поверить. Как, в самом деле, поверить, что половина народонаселения одной и той же национальности, одаренной редкими физическими и умственными способностями, обращена в рабство не войной, не завоеванием, не переворотом, а только рядом указов, безнравственных уступок, гнусных притязаний?»
К. Аксаков: «Образовалось иго государства над землею, и русская земля стала как бы завоеванною… Русский монарх получил значение деспота, а народ ‒ значение раба-невольника в своей земле».
Революционно настроенная часть российского общества к середине XIX века терпеливо ожидала разрешения правительства начать решительную социально-политическую перестройку в стране. Литератор Н. Мельгунов писал в лондонском журнале Герцена: «Исторический ход остался тот же. Как прежде правительство было исходною точкою всех общественных учреждений, всех мер для порядка и благоустройства, так и теперь оно стало во главе нового движения, во главе образования... Правительство всегда стояло у нас во главе развития и движения. При пассивном своем характере русский народ не в состоянии был собственными силами, без принуждения выработать из себя многообразные формы жизни. Правительство вело его за руку, — и он слепо повиновался своему путеводителю. Потому нет в Европе народа, у которого бы правительство было сильнее, нежели у нас».
Освобождение крестьян от их крепостной зависимости от помещиков провели «сверху». Как ни странно, бенефициары этой мирной революции, крестьяне, не сразу и не все ощутили преимущества свободы и равенства, которые им возвратил царь-освободитель.
Вот как оценивал русский поэт Н. Некрасов безусловно положительное событие в жизни страны: «Порвалась цепь великая — теперь не бьем крестьянина, / зато уж и отечески / не милуем его. / Порвалась цепь великая, / порвалась — расскочилася / одним концом по барину, / другим по мужику!..»
Свобода ‒ не просто возможность самому принимать решения, свобода предполагает ответственность. К ответственности за себя и своих близких не все были готовы в пореформенной России.
При всех своих изъянах, крестьянская реформа была прогрессивным событием в истории Российской империи. Страна получила возможность модернизации ‒ перехода от аграрного к индустриальному обществу. Хотя, по-видимому, мало кто в России на этом настаивал, к индустриализации в середине XIX века почти никто не стремился. Ведь железную дорогу начинали строить крепостные ещё при Николае I, уральские заводы оживлялись крепостными тружениками, так что освобождение крепостных для прогресса не являлось столь очевидным для большинства россиян.
Реформа изменила жизнь не только 23 миллионов крепостных крестьян и нескольких десятков тысяч помещиков, но повлияла на достаточно быструю перестройку всего российского общества. До реформы большинство вопросов своих крепостных решал за них помещик. Помещики осуществляли судопроизводство, обеспечивали лечение, образование, семейные дела своих «рабов» и техническую модернизацию сельскохозяйственных и мелких промышленных предприятий, где работали крестьяне. «Вот приедет барин, барин нас рассудит!»
После 1861 года далеко не все освобожденные воспользовались свободой выбора места жительства. К 1917 году до 3% бывших крепостных снялись с обжитых мест и переселились в города, где можно было заработать на жизнь не хлебопашеством, а ремеслом или услужением в трактирах и дворницких.
Для множества освобожденных людей потребовались учителя, врачи, юристы, новые средства транспорта, связи, информации, обеспечение общественного порядка и места развлечений. И ещё одна неприятность: появилась нужда в органах местного самоуправления. Царь разрешил демократию в форме выборов в земские собрания. Александр II еще в 1859 году назвал местное самоуправление, свободу печати и суд присяжных «западными дурачествами», не предполагая, что через два-три года обстоятельства заставят его вводить эти дурачества в собственной империи. Главными из реформ 1862 - 1874 годов были четыре: земская, городская, судебная и военная. Они заслуженно стоят в одном ряду с крестьянской реформой 1861 года и являются модернизационным продолжением мирной эгалитарной революции.
Земская реформа изменила местное управление. Прежде оно было сословным и безвыборным. Помещик неограниченно царил над крестьянами, управлял ими и судил их по своему произволу. После отмены крепостного права такое управление становилось невозможным. Поэтому готовилась и «демократизация» местного самоуправления. Окончательный вариант реформы, изложенный в «Положении о губернских и уездных земских учреждениях», Александр II подписал 1 января 1864 года. В основу земской реформы были положены два новых принципа ‒ бессословность и выборность. Распорядительными органами местного самоуправления (земства), стали земские собрания: в уезде ‒ уездное, в губернии ‒ губернское (в волости земство не создавалось). Выборы в уездные земские собрания означали скачок в направлении демократии. Хотя и не всего государства, а только местного уровня власти.
В России в XIX веке демократия так и не поднялась выше уровня губернии. Но полагать, что это было слишком непривычным для правящей элиты, не совсем верно. Русские цари, как правило, начинали свое правление с созыва «парламента». Например, Екатерина II учредила комиссию для составления нового Уложения, то есть свода законов. Выбранные депутаты от разных сословий прибыли в Москву, и это напомнило о Земских соборах, Генеральных штатах и тому подобном. Даже при диктаторе Петре I существовали Сенат и Совет, и при последующих царях Государственный Совет, в которые, правда, членов выбирал единственный избиратель ‒ монарх.
Демократизация повлекла за собой существенные культурные сдвиги, главным образом, в сфере образовательной. Начали расширяться вузы и создаваться новые. Образованные люди, вышедшие уже не столько из дворянства, сколько из городских разночинцев и даже передовых крестьян, пополняли ряды не только лояльных властям педагогов, земских врачей, служащих и инженеров на заводах, но также и антикратиков. Ведь, как установили ученые, чем больше в стране по-настоящему образованных граждан, тем выше риск восстаний против правительства. Университеты превратились в инкубаторы демократических кадров и традиций. Ведь где-то нужно было вырастить людей, способных осуществлять демократию, понимающих ценность демократического устройства. Нельзя же было ввезти демократов из Франции или Великобритании, как это делал Петр I в отношении военспецов и академиков. Сбывалось пророчество А. де Кюстина, только вместо семинарий основными инкубаторами революционеров стали университеты.
Александр II реанимировал самоуправление в вузах, сильно утесненное его отцом. Студентам и научным работникам разрешалось объединяться в кружки и решать научные проблемы самостоятельно, не ища согласия у царской бюрократии. Принимали в университеты без экзаменов, зато и отчисляли лодырей и тугодумов, не взирая на чины и состояние их родителей. Университеты имели даже собственные суды, которые разбирали происшествия и внутренние конфликты, куда судьями избирали наиболее принципиальных профессоров. А полицейских в университет не пускали, считалось, что охранке нечего делать в храмах науки.
Предоставление свободы крепостным составляло либеральную проекцию вектора революции. И все же по воле царя-освободителя произошел скачок также по осям демократии и равноправия! Небольшой по отношению к необходимому, но весьма значительный относительно состояния государства в прошлом. После освобождения крестьян учреждено выборное земство. Уездные собрания, занимаясь как будто вполне мирными, разрешенными делами ‒ школами, медициной, дорогами, ‒ были все-таки первым выборным, не только дворянским, но также и буржуазным, интеллигентским, крестьянским учреждением, которое потенциально несло в себе зародыш Конституции и парламентаризма.
Совершив за пять революционных лет гигантский скачок в будущее, страна надолго утратила необходимость в революции. С 1861 года страна вполне могла развиваться модернизационно. Стоило только в последующие полстолетия каждый год или каждые пять лет совершать малюсенький шажок вперед по каждой из осей политического пространства, и мы с вами в 2012 году отпраздновали бы четырехсотлетие дома Романовых, отправляя поздравительные телеграммы какому-нибудь внучатому родственнику Николая II. В истории России не было бы не только передряг 1917 года, но возможно, и кровавого позора 1914 и 1941 годов. Но модернизации не получилось. Глупость и жадность правящей элиты заставляли истеблишмент под ее давлением каждый год совершать малюсенький контрреволюционный шажок, увеличивая угнетение, накапливая напряжение. В конце концов, доигрались… Сами виноваты.
Революция 1861 года носила, по мнению современных историков, декоративный характер. Никто из историков не оценивает положительно увеличение свободных граждан почти на треть, не обращает на это внимание, а ведь именно это и есть самое главное в либеральной революции.
Исключение составляет труд Н. Эйдельмана «Революция сверху в России», изданный в 1989 году, в эпоху гласности, в котором этот советский пушкинист сравнивает разные по времени государства и находит общие черты и элементы несходства. Общие черты связаны с революционным прогрессом или контрреволюционным регрессом, Н. Эйдельман представляет как единое целое все нововведения, последовавшие за крестьянской реформой, затронувшие абсолютно все сферы российской жизни. А такие события, обычно, называют именно революцией. Сам писатель-пушкинист, правда, не дает определения «революции», как он понимает этот термин, но из смысла его книги следует, что революция по Эйдельману ‒ это глубокая перестройка политической, экономической или даже культурной ситуации в стране.
В России в первой половине XIX века не было обратных связей в обществе, не было демократии, и рыночные отношения в экономике, в отличие от Англии, Франции, Голландии, были ещё в зачаточном состоянии. К началу XX века и демократия, и рынок (экономическая сторона либерализма) уже не представлялись жителям России какими-то заморскими инновациями. Благодаря реформам Александра II, то есть мирной революции «сверху».
Движение государства Российского в позитивном направлении в пространстве политических идей к концу XIX века застопорилось. Но мы не будем винить в этом Александра Освободителя. Его убили, и ведь не получилось модернизации даже в начале XXI века! Вряд ли современные властители: Михаил, Борис или Владимир ‒ будут удостоены народом таким же прозвищем, как Александр II.
За отменой крепостного права, по мнению Н. Эйдельмана, реформой «экономической», неизбежно последовали реформы политические: преобразование управления (земская и городская реформы), реформа судебная, военная. Одновременно не могла не измениться и идеология ‒ образование и культура. Потребовались реформы школы и университетов, цензуры. И все это вместе в историческом масштабе оказалось революцией. В том числе, революцией в соответствии с критериями, которые предъявляем мы, авторы книги, к историческим событиям, претендующим на этот ранг. Россия существенно продвинулась по осям координат политического пространства.
За революцией последовала консервация политических условий, и даже контрреволюция при Александре III, так называемый «консерватизм» под лозунгами самодержавия, православия и народности. Об этих годах А.Блок писал: «Победоносцев над Россией простер совиные крыла». И все же процессы модернизации, запущенные мирной либеральной революцией 1861 года, надолго затормозить или повернуть вспять было уже невозможно, как невозможно заставить людей забыть родной язык или разучиться ездить на велосипеде. В 1905 году модернизация стала столь неотвратимой и необходимой, что грянул следующий этап революции, уже демократической.
Последствием отмены крепостного права стало постепенное формирование новых классов населения ‒ пролетариата и буржуазии. Эти классы в XIX веке ещё не имели доступа к рычагам государственного управления, до них равноправие ещё не дошло. Но классы общества, раз возникнув, потребуют свою долю в управлении страной уж обязательно, что и случилось в начале XX века. Новые классы вынудили правительство пойти и на другие важные реформы, что способствовало преобразованию России в буржуазную монархию в 1905 году, а ещё через 12 лет в буржуазную республику.
Как видим, движущими силами мирной либеральной революции 1861 года были царь и его окружение. Народные волнения в отдельных губерниях, как мы знаем, не носили системного характера. Они даже участились после 1861 года. Царизм в середине XIX века располагал достаточными ресурсами для того, чтобы обеспечивать принуждение на должном уровне. И все же царь-освободитель выпустил на волю 23 миллиона своих подданных! Уравненные в правах, освобожденные и отторгнутые от земли бывшие крепостные крестьяне в нашей системе координат обусловили значительную по величине проекцию вектора революции на ось либерализма.
Определяя по формуле (1.2) уровень либерализма, обращаем внимание на величину ВС, видим, что в Российской империи после освобождения 1/3 населения ВС (доля вопросов, которые человек решает самостоятельно) существенно возросла. До крестьянской реформы, условно говоря, «нельзя ничего» было 23 миллионам крепостных, составлявших треть населения страны, после реформы таких граждан, кому «ничего нельзя» решать самостоятельно, почти не осталось. Значит, при сохранении той же доли равноальтернативных вопросов, количество либерализма увеличилось. Это существенная, огромная проекция вектора революции на ось либерализма.
Политическая гегемония от столицы и до отдаленных деревень сохранялась в руках царского правительства. Потому что от личной свободы до политического равноправия «дистанция огромного размера».
Помимо освобожденных крестьян бенефициарами либеральной революции стали будущие буржуа, для заводов которых образовался потенциал рабочей силы, а также интеллигенция, чья социальная роль (пресса, образование, судопроизводство, здравоохранение, связь, землеустройство, обслуживание техники…) в обновленной России существенно возросла после 1861 года. Эти-то бенефициары и превратились спустя сорок лет в могильщиков деспотии, революционеров, которые начали двигать государство Российское по оси источников права в направлении к демократии.

К предыдущему разделу книги

К следующему разделу книги