Мюллер, Деннис. Разум, религия, демократия / Деннис Мюллер; пер. с англ. А.А.Столярова. — Москва: Мысль, 2015. — 560 с. ISBN 978-5-244-01175-3
Подъем религиозного фундаментализма в разных частях мира в последние годы и его связь с терроризмом привели к возобновлению интереса к проблеме природы религии и ее совместимости с институтами западной цивилизации. В рамках этой новой волны интереса религия противопоставляется науке как две разных системы знания. В этой книге также подчеркивается разница между религией и наукой как средствами постижения причинно-следственных связей, но в центре ее внимания, прежде всего, находится угроза, исходящая демократическим институтам со стороны религиозного экстремизма. В книге обсуждается психология людей, описаны характерные особенности всех религий, сравниваются религия и наука как системы мышления. Для обоснования связи между современностью (модерном) и использованием человеческой способности к рассуждению в целях повышения благополучия людей приводятся соответствующие исторические экскурсы. В книге описаны условия, при которых демократические институты могут способствовать повышению благосостояния людей, и природа конституционных прав как гарантов личных свобод. Показано, что религиозный экстремизм представляет собой угрозу либеральной демократии, и прослежено влияние этого факта на иммиграционную и образовательную политику государства, а также на определение гражданства.
При либеральной демократии граждане не только участвуют в демократических процессах, но и пользуются максимальной свободой думать и действовать так, как им нравится. Эта свобода закреплена набором конституционных прав, защищенных судебной системой. Таким образом, для либеральной демократии требуются два класса институтов:
1) законы, которые регламентируют процедуры голосования и избрания и дают государству возможность обеспечивать граждан желаемыми общественными благами и услугами;
2) конституционные права и судебные механизмы, которые защищают свободы каждого индивида от поползновений со стороны государства.
И демократию, и либерализм можно описывать как непрерывный континуум. [Как видим, автор уже допускает плоский "континуум" из двух измерений: демократии и либерализма. В конце главы автор вынужден будет коснуться и третьего измерения политического континуума – "равноправия", когда упомянет об ограничении контингента избирателей только элитариями, наиболее грамотными или патриотичными гражданами. – П.Ц.] Очевидно, что царская Россия XVIII в. не была демократией, а Афины V в. до н.э. ею были. Однако между этими двумя полюсами располагается широкий спектр институциональных структур, которые в большей или меньшей степени отзывчивы к пожеланиям граждан и способны удовлетворять их нужды. Нынешняя Россия менее демократична, чем Швейцария, но более демократична, чем была в XVIII в. Американцы пользуются большей свободой слова, чем немцы, хотя обе страны относятся к категории либеральных демократий.
Мое определение демократии подразумевает, что какая-то часть общества непременно участвует в политическом процессе; однако я оставляю открытым вопрос, сколь велика должна быть эта часть (если не брать за точку отсчета правление одного лица или небольшой группы лиц). В наши дни при определении демократии принято исходить из того, что бóльшая часть взрослого населения — а в идеале оно всё — обладает правом голоса. Принимая этот критерий, некоторые исследователи делают вывод, что древние Афины не были демократией, поскольку значительную часть взрослого населения составляли выходцы из других полисов, не имевшие афинского гражданства и, соответственно, права участвовать в политических делах. Женщины и рабы тоже были исключены из политического процесса. Однако в большинстве областей мира рабство существовало вплоть до XIX в. включительно, а кое-где еще и в ХХ в. И хотя в наши дни, безусловно, очевидно, что рабство — предосудительный институт, людям прежних эпох это не было столь ясно. Даже Аристотель — человек, несомненно, большого ума и отнюдь не безнравственный — считал, что определенные люди самой природой своей обречены на рабскую участь. Блаженный Августин полагал, что рабство — Божье наказание за грехи. Если демократия требует отсутствия рабства и всеобщего избирательного права для мужчин и женщин, тогда до ХХ в. ее нигде не было. Разумеется, не было ее и в США, когда они возникли, поскольку на Юге процветало рабство, а женщины повсеместно не имели права голоса. [Следует дать ещё одно пояснение. Мы в книге "Векторная теория социальной революции" отмечаем, что разделение равноправия и народовластия на две различные оси политического пространства сразу позволяет отнести Афины к демократии, но с учетом того, что в этом античном государстве равноправия было мало, а преобладала политическая идея – исключительность. – П.Ц.]
Если основной признак демократии — всеобщее избирательное право, то Джордж Вашингтон перестает быть первым избранным президентом одной из первых демократических республик мира и превращается в очередного отставного генерала, возглавившего олигархию. Я полагаю, что это определение слишком узко, и предпочитаю рассматривать избирательное право как один из аспектов демократии, но отнюдь не как определяющий критерий. [Ещё одно примечание. Демократия не только и не столько избирательное право, сколько объем вопросов общего значения, которые могут решать представители народа в парламенте. С другой стороны, без качественного закона о выборах невозможно наибольшей части народа избрать именно своих представителей, а не ставленников элиты или политических партий. – П.Ц.]
Действительно важная проблема, стоящая перед демократическим обществом, такова: какими должны быть его граждане, чтобы местные демократические институты приносили желаемые плоды. Поэтому в данной книге я уделяю внимание не только природе политических институтов либеральной демократии, но и качествам участников политического процесса.
Насколько эффективно тот или иной набор демократических институтов обеспечивает результаты, отвечающие ожиданиям общества и повышающие его благосостояние, зависит от характера этих ожиданий и формы их выражения. Личные качества граждан — отнюдь не новая тема в дискуссиях о демократии; однако в последнее время этот фактор утратил значимость в глазах многих исследователей. Для концепции, которую я провожу в моей книге, он принципиально важен; поэтому я предлагаю краткий обзор проблемы в нижеследующем разделе, а потом отвожу ей целую главу.
На протяжении большей части человеческой истории после изобретения письменности умение читать и писать принадлежало меньшинству — элитам, которые обычно правили в более или менее авторитарной манере. Демократия — т.е. правление, осуществляемое гражданами, — стала возможной лишь тогда, когда умение читать, писать и логически рассуждать распространилось в обществе достаточно широко. В политической науке и теории общественного выбора при моделировании политических институтов, как правило, принято исходить из того, что граждане ведут себя как рациональные акторы. И куда меньшее внимание уделяется следующему обстоятельству: нормативное обоснование демократических политических институтов требует, чтобы при выполнении своих гражданских обязанностей граждане действовали рационально и ответственно. [Примечание. Сразу же вспоминается афоризм Перикла (или Демосфена?) "Не всякая кухарка способна управлять полисом. Но всякая кухарка может оценить результаты деятельности политиков". – П.Ц.]
Наиболее ярко громадный потенциал человеческого разума продемонстрировали древние греки. Достижения небольшой группы мыслителей в области философии, естественных наук, математики, медицины, драматургии заслуживают восхищения.
Не удивительно, что первый набор эффективных демократических институтов возник именно там. Одновременное проявление пристрастия к логическому мышлению и демократии не было случайностью. Если бы афиняне не сумели вести себя так, чтобы это шло на благо всему обществу, афинская демократия не просуществовала бы столь долго, как ей это удалось.
Важным фактором успеха афинской демократии послужила общность самосознания и общность целей. В отсутствие такой общности интересов демократия (как и любая другая форма правления, если уж на то пошло) не способна действовать на благо всего общества. Успеху афинской демократии способствовала также — если воспользоваться терминологией Аристотеля — добродетельность граждан. Настоящий афинский гражданин ощущал потребность выполнять свои гражданские обязанности: участвовать в общих собраниях, занимать должности, если ему их предлагали, выступать на войну, когда возникала необходимость. По мнению Аристотеля, добродетели «достойного гражданина состояли в знании того, как властвовать в качестве свободного человека и как подчиняться в качестве свободного человека».
Алексис Токвиль тоже подчеркивал значение добродетельности граждан для успеха американского демократического эксперимента. Он отмечал: «Американские моралисты не уверяют, что люди должны жертвовать собой ради ближних потому, что подобная жертвенность благородна; напротив, они смело заявляют, что эти жертвы равно необходимы тому, кто возлагает их на себя, и тому, ради кого они приносятся... Тем самым они не отрицают, что каждый человек волен преследовать свои интересы, но при этом стремятся доказать, что в интересах каждого человека быть добродетельным» (de Tocqueville, [1840] 1945, pp. 129—130).
В другом месте, описывая общественный моральный настрой в Соединенных Штатах, Токвиль сначала выделяет «особый патриотизм», принимающий форму «инстинктивной страсти», а затем продолжает рассуждение о другом виде преданности стране, который более рационален, чем описанный выше.
Он, возможно, менее возвышен и менее пылок, но более плодотворен и долговечен: он берет начало из знания, воспитывается законами, взращивается осуществлением гражданских прав и, наконец, отождествляется с личными интересами гражданина.
Человек начинает понимать, как благополучие страны влияет на его собственное благополучие; он сознает, что законы позволяют ему содействовать общественному благополучию, и он трудится на общее благо: во-первых, потому, что это выгодно ему самому, а во-вторых, потому, что отчасти это его собственное дело. «При наилучшем государственном устройстве гражданином оказывается тот, кто способен и желает подчиняться и властвовать, имея в виду жизнь, согласную с требованиями добродетели» - Аристотель.
Таким образом, Токвиль полагал, что успехом раннего демократического эксперимента Америка отчасти обязана тому общему моральному настрою(sense of public spirit) ее граждан, который помогал им осознать, что их личное процветание непосредственно связано с общественным. Когда они, как граждане, способствовали благополучию общества, они тем самым повышали собственное благосостояние. Подобный общественный настрой сыграл решающую роль в успехе Афинской демократии и Венецианской республики (об этом речь пойдет ниже). Для успеха демократии в Швейцарии он тоже имел важное значение.
Образованный, сознательный электорат с общими интересами, ощущение единой идентичности и преданность обществу (community) — вот составные элементы успешных демократий.
Там, где они отсутствовали, демократия, как правило, терпела неудачу. Племенные и религиозные различия в Нигерии и Кении помешали развитию сознания идентичности в масштабах всей страны, формированию общей линии интересов и готовности граждан продвигать эти интересы. В результате все обернулось погоней за рентой и внутренними конфликтами.
Можно было бы предположить, что после падения режима Саддама Хусейна население Ирака единодушно пожелает мира и процветания своей стране и столь же единодушно выскажется за использование огромных нефтяных богатств на благо всех. Осознав эти общие интересы, иракцы должны были бы выбрать самых способных и честных лидеров, которые проводили бы политику, необходимую для достижения упомянутых общих целей. Однако иракцы не пожелали выбирать таких лидеров. Вместо этого они голосовали, руководствуясь этническими и религиозными предпочтениями, и теперь страна охвачена погоней за рентой и междоусобными конфликтами. Хотя вина за разгул насилия после свержения Саддама Хусейна отчасти лежит на США, но даже без всякого участия американцев состав избранных в Ираке властей сам по себе послужил бы катализатором внутренних распрей. Несмотря на достаточную образованность и религиозную терпимость населения, голосование на основе религиозных предпочтений принесло бедствия ливанской демократии.
Принято считать, что зрелая демократия подразумевает всеобщее избирательное право. Недемократично лишать людей избирательных прав только потому, что они несведущи в общественных делах или неграмотны. Но люди неграмотные или плохо осведомленные в политических проблемах гораздо более падки на невероятные посулы политиков-популистов. Сочетание высокого уровня неграмотности и резкого различия уровней доходов граждан в странах Латинской Америки помогает понять, почему там периодически избираются такие демагоги, как Хуан Перрон и Уго Чавес. Оно же помогает объяснить, почему в последние 50 лет в Латинской Америке демократия была менее устойчивой, чем, скажем, в Канаде или Австралии, и почему она менее успешно содействовала коллективным интересам латиноамериканцев, когда все-таки существовала.
Одна из проблем, занимавших исследователей политики от Платона и Аристотеля до Уильяма Галстона (Galston 1991) и Имонна Келлана (Callan 1997), такова: в какой мере демократия, чтобы функционировать надлежащим образом, должна допускать существование аристократии. В данном контексте аристократия может пониматься двояко:
1) основная масса граждан выбирает политическую элиту (более искушенную и образованную по сравнению с прочими гражданами) и вручает ей власть;
2) избирателями являются только граждане, принадлежащие к элите (скажем, более образованные или более преданные государству) [Это состояние государства, где доминирует политическая идея неравенства, аристократичности – исключительность. – П.Ц.].
Большинство современных демократий относятся к первому типу.
Революционер – это политик, недовольный системой власти и желающий осуществлять властные полномочия, активно выступающий против существующего в стране устройства власти. Революционеры целенаправленно стремятся к власти и активно желают изменить само устройство, функционирование власти.
Революционная ситуация – это политическая обстановка, предшествующая революции и характеризующаяся массовым революционным возбуждением, включением большого числа людей в активную борьбу против элиты. Революционная ситуация возникает, если в стране один из факторов бунта - риаторов - достиг предела долготерпения народа.
Революция, социальная революция – это заметное позитивное перемещение страны в политическом пространстве за короткий промежуток времени. Производное от лат. revolutio – поворот, переворот.
Позитивное перемещение – это перемещение хотя бы по одной оси политического пространства в направлении либерализма, демократии, равноправия. Коротким мы можем признать промежуток времени в несколько лет, не более пяти.
Подъем религиозного фундаментализма в разных частях мира в последние годы и его связь с терроризмом привели к возобновлению интереса к проблеме природы религии и ее совместимости с институтами западной цивилизации. В рамках этой новой волны интереса религия противопоставляется науке как две разных системы знания. В этой книге также подчеркивается разница между религией и наукой как средствами постижения причинно-следственных связей, но в центре ее внимания, прежде всего, находится угроза, исходящая демократическим институтам со стороны религиозного экстремизма. В книге обсуждается психология людей, описаны характерные особенности всех религий, сравниваются религия и наука как системы мышления. Для обоснования связи между современностью (модерном) и использованием человеческой способности к рассуждению в целях повышения благополучия людей приводятся соответствующие исторические экскурсы. В книге описаны условия, при которых демократические институты могут способствовать повышению благосостояния людей, и природа конституционных прав как гарантов личных свобод. Показано, что религиозный экстремизм представляет собой угрозу либеральной демократии, и прослежено влияние этого факта на иммиграционную и образовательную политику государства, а также на определение гражданства.
 |
| Выдвижение кандидата в президенты партией гномов. |
Д. МЮЛЛЕР.
РАЗУМ, РЕЛИГИЯ, ДЕМОКРАТИЯ
Глава III. Что такое либеральная демократия?
Демократия — это политическая система, при которой существенная часть общества принимает участие в процессах, определяющих действия правительства. Активность граждан может влиять на коллективные решения общества прямым образом, как в древних Афинах или некоторых швейцарских Gemeinden (общинах) в наши дни, либо опосредованно, через выборы представителей. Ключевой критерий — наличие связи между тем, чего хотят граждане, и тем, что они получают от государства. [Авторы книги "Векторная теория социальной революции" полагают более правильным называть демократией только политическую идею, а не политическую систему. Система же (политическая) может включать элементы различных политических идей, таких как либерализм, эгалитаризм и, конечно же, демократия, а также предусматривать те или иные методы принуждения народа к порядку, характерные для установленного правительством режима. – П.Ц.]При либеральной демократии граждане не только участвуют в демократических процессах, но и пользуются максимальной свободой думать и действовать так, как им нравится. Эта свобода закреплена набором конституционных прав, защищенных судебной системой. Таким образом, для либеральной демократии требуются два класса институтов:
1) законы, которые регламентируют процедуры голосования и избрания и дают государству возможность обеспечивать граждан желаемыми общественными благами и услугами;
2) конституционные права и судебные механизмы, которые защищают свободы каждого индивида от поползновений со стороны государства.
И демократию, и либерализм можно описывать как непрерывный континуум. [Как видим, автор уже допускает плоский "континуум" из двух измерений: демократии и либерализма. В конце главы автор вынужден будет коснуться и третьего измерения политического континуума – "равноправия", когда упомянет об ограничении контингента избирателей только элитариями, наиболее грамотными или патриотичными гражданами. – П.Ц.] Очевидно, что царская Россия XVIII в. не была демократией, а Афины V в. до н.э. ею были. Однако между этими двумя полюсами располагается широкий спектр институциональных структур, которые в большей или меньшей степени отзывчивы к пожеланиям граждан и способны удовлетворять их нужды. Нынешняя Россия менее демократична, чем Швейцария, но более демократична, чем была в XVIII в. Американцы пользуются большей свободой слова, чем немцы, хотя обе страны относятся к категории либеральных демократий.
Мое определение демократии подразумевает, что какая-то часть общества непременно участвует в политическом процессе; однако я оставляю открытым вопрос, сколь велика должна быть эта часть (если не брать за точку отсчета правление одного лица или небольшой группы лиц). В наши дни при определении демократии принято исходить из того, что бóльшая часть взрослого населения — а в идеале оно всё — обладает правом голоса. Принимая этот критерий, некоторые исследователи делают вывод, что древние Афины не были демократией, поскольку значительную часть взрослого населения составляли выходцы из других полисов, не имевшие афинского гражданства и, соответственно, права участвовать в политических делах. Женщины и рабы тоже были исключены из политического процесса. Однако в большинстве областей мира рабство существовало вплоть до XIX в. включительно, а кое-где еще и в ХХ в. И хотя в наши дни, безусловно, очевидно, что рабство — предосудительный институт, людям прежних эпох это не было столь ясно. Даже Аристотель — человек, несомненно, большого ума и отнюдь не безнравственный — считал, что определенные люди самой природой своей обречены на рабскую участь. Блаженный Августин полагал, что рабство — Божье наказание за грехи. Если демократия требует отсутствия рабства и всеобщего избирательного права для мужчин и женщин, тогда до ХХ в. ее нигде не было. Разумеется, не было ее и в США, когда они возникли, поскольку на Юге процветало рабство, а женщины повсеместно не имели права голоса. [Следует дать ещё одно пояснение. Мы в книге "Векторная теория социальной революции" отмечаем, что разделение равноправия и народовластия на две различные оси политического пространства сразу позволяет отнести Афины к демократии, но с учетом того, что в этом античном государстве равноправия было мало, а преобладала политическая идея – исключительность. – П.Ц.]
Если основной признак демократии — всеобщее избирательное право, то Джордж Вашингтон перестает быть первым избранным президентом одной из первых демократических республик мира и превращается в очередного отставного генерала, возглавившего олигархию. Я полагаю, что это определение слишком узко, и предпочитаю рассматривать избирательное право как один из аспектов демократии, но отнюдь не как определяющий критерий. [Ещё одно примечание. Демократия не только и не столько избирательное право, сколько объем вопросов общего значения, которые могут решать представители народа в парламенте. С другой стороны, без качественного закона о выборах невозможно наибольшей части народа избрать именно своих представителей, а не ставленников элиты или политических партий. – П.Ц.]
Действительно важная проблема, стоящая перед демократическим обществом, такова: какими должны быть его граждане, чтобы местные демократические институты приносили желаемые плоды. Поэтому в данной книге я уделяю внимание не только природе политических институтов либеральной демократии, но и качествам участников политического процесса.
Насколько эффективно тот или иной набор демократических институтов обеспечивает результаты, отвечающие ожиданиям общества и повышающие его благосостояние, зависит от характера этих ожиданий и формы их выражения. Личные качества граждан — отнюдь не новая тема в дискуссиях о демократии; однако в последнее время этот фактор утратил значимость в глазах многих исследователей. Для концепции, которую я провожу в моей книге, он принципиально важен; поэтому я предлагаю краткий обзор проблемы в нижеследующем разделе, а потом отвожу ей целую главу.
Глава IV. Гражданские качества и либеральная демократия
Основное физическое свойство, отличающее человека от прочих живых существ, — размер головного мозга. Основная поведенческая характеристика, отличающая его от прочих живых существ, — способность логически мыслить. Эволюция человека состоит в непрерывном развитии этой способности, которое сделало большой шаг вперед с появлением языка, а затем и письменности.На протяжении большей части человеческой истории после изобретения письменности умение читать и писать принадлежало меньшинству — элитам, которые обычно правили в более или менее авторитарной манере. Демократия — т.е. правление, осуществляемое гражданами, — стала возможной лишь тогда, когда умение читать, писать и логически рассуждать распространилось в обществе достаточно широко. В политической науке и теории общественного выбора при моделировании политических институтов, как правило, принято исходить из того, что граждане ведут себя как рациональные акторы. И куда меньшее внимание уделяется следующему обстоятельству: нормативное обоснование демократических политических институтов требует, чтобы при выполнении своих гражданских обязанностей граждане действовали рационально и ответственно. [Примечание. Сразу же вспоминается афоризм Перикла (или Демосфена?) "Не всякая кухарка способна управлять полисом. Но всякая кухарка может оценить результаты деятельности политиков". – П.Ц.]
Наиболее ярко громадный потенциал человеческого разума продемонстрировали древние греки. Достижения небольшой группы мыслителей в области философии, естественных наук, математики, медицины, драматургии заслуживают восхищения.
Не удивительно, что первый набор эффективных демократических институтов возник именно там. Одновременное проявление пристрастия к логическому мышлению и демократии не было случайностью. Если бы афиняне не сумели вести себя так, чтобы это шло на благо всему обществу, афинская демократия не просуществовала бы столь долго, как ей это удалось.
Важным фактором успеха афинской демократии послужила общность самосознания и общность целей. В отсутствие такой общности интересов демократия (как и любая другая форма правления, если уж на то пошло) не способна действовать на благо всего общества. Успеху афинской демократии способствовала также — если воспользоваться терминологией Аристотеля — добродетельность граждан. Настоящий афинский гражданин ощущал потребность выполнять свои гражданские обязанности: участвовать в общих собраниях, занимать должности, если ему их предлагали, выступать на войну, когда возникала необходимость. По мнению Аристотеля, добродетели «достойного гражданина состояли в знании того, как властвовать в качестве свободного человека и как подчиняться в качестве свободного человека».
Алексис Токвиль тоже подчеркивал значение добродетельности граждан для успеха американского демократического эксперимента. Он отмечал: «Американские моралисты не уверяют, что люди должны жертвовать собой ради ближних потому, что подобная жертвенность благородна; напротив, они смело заявляют, что эти жертвы равно необходимы тому, кто возлагает их на себя, и тому, ради кого они приносятся... Тем самым они не отрицают, что каждый человек волен преследовать свои интересы, но при этом стремятся доказать, что в интересах каждого человека быть добродетельным» (de Tocqueville, [1840] 1945, pp. 129—130).
В другом месте, описывая общественный моральный настрой в Соединенных Штатах, Токвиль сначала выделяет «особый патриотизм», принимающий форму «инстинктивной страсти», а затем продолжает рассуждение о другом виде преданности стране, который более рационален, чем описанный выше.
Он, возможно, менее возвышен и менее пылок, но более плодотворен и долговечен: он берет начало из знания, воспитывается законами, взращивается осуществлением гражданских прав и, наконец, отождествляется с личными интересами гражданина.
Человек начинает понимать, как благополучие страны влияет на его собственное благополучие; он сознает, что законы позволяют ему содействовать общественному благополучию, и он трудится на общее благо: во-первых, потому, что это выгодно ему самому, а во-вторых, потому, что отчасти это его собственное дело. «При наилучшем государственном устройстве гражданином оказывается тот, кто способен и желает подчиняться и властвовать, имея в виду жизнь, согласную с требованиями добродетели» - Аристотель.
Таким образом, Токвиль полагал, что успехом раннего демократического эксперимента Америка отчасти обязана тому общему моральному настрою(sense of public spirit) ее граждан, который помогал им осознать, что их личное процветание непосредственно связано с общественным. Когда они, как граждане, способствовали благополучию общества, они тем самым повышали собственное благосостояние. Подобный общественный настрой сыграл решающую роль в успехе Афинской демократии и Венецианской республики (об этом речь пойдет ниже). Для успеха демократии в Швейцарии он тоже имел важное значение.
Образованный, сознательный электорат с общими интересами, ощущение единой идентичности и преданность обществу (community) — вот составные элементы успешных демократий.
Там, где они отсутствовали, демократия, как правило, терпела неудачу. Племенные и религиозные различия в Нигерии и Кении помешали развитию сознания идентичности в масштабах всей страны, формированию общей линии интересов и готовности граждан продвигать эти интересы. В результате все обернулось погоней за рентой и внутренними конфликтами.
Можно было бы предположить, что после падения режима Саддама Хусейна население Ирака единодушно пожелает мира и процветания своей стране и столь же единодушно выскажется за использование огромных нефтяных богатств на благо всех. Осознав эти общие интересы, иракцы должны были бы выбрать самых способных и честных лидеров, которые проводили бы политику, необходимую для достижения упомянутых общих целей. Однако иракцы не пожелали выбирать таких лидеров. Вместо этого они голосовали, руководствуясь этническими и религиозными предпочтениями, и теперь страна охвачена погоней за рентой и междоусобными конфликтами. Хотя вина за разгул насилия после свержения Саддама Хусейна отчасти лежит на США, но даже без всякого участия американцев состав избранных в Ираке властей сам по себе послужил бы катализатором внутренних распрей. Несмотря на достаточную образованность и религиозную терпимость населения, голосование на основе религиозных предпочтений принесло бедствия ливанской демократии.
Принято считать, что зрелая демократия подразумевает всеобщее избирательное право. Недемократично лишать людей избирательных прав только потому, что они несведущи в общественных делах или неграмотны. Но люди неграмотные или плохо осведомленные в политических проблемах гораздо более падки на невероятные посулы политиков-популистов. Сочетание высокого уровня неграмотности и резкого различия уровней доходов граждан в странах Латинской Америки помогает понять, почему там периодически избираются такие демагоги, как Хуан Перрон и Уго Чавес. Оно же помогает объяснить, почему в последние 50 лет в Латинской Америке демократия была менее устойчивой, чем, скажем, в Канаде или Австралии, и почему она менее успешно содействовала коллективным интересам латиноамериканцев, когда все-таки существовала.
Одна из проблем, занимавших исследователей политики от Платона и Аристотеля до Уильяма Галстона (Galston 1991) и Имонна Келлана (Callan 1997), такова: в какой мере демократия, чтобы функционировать надлежащим образом, должна допускать существование аристократии. В данном контексте аристократия может пониматься двояко:
1) основная масса граждан выбирает политическую элиту (более искушенную и образованную по сравнению с прочими гражданами) и вручает ей власть;
2) избирателями являются только граждане, принадлежащие к элите (скажем, более образованные или более преданные государству) [Это состояние государства, где доминирует политическая идея неравенства, аристократичности – исключительность. – П.Ц.].
Большинство современных демократий относятся к первому типу.
Конец ознакомительного отрывка из книги.
Революционер – это политик, недовольный системой власти и желающий осуществлять властные полномочия, активно выступающий против существующего в стране устройства власти. Революционеры целенаправленно стремятся к власти и активно желают изменить само устройство, функционирование власти.
Революционная ситуация – это политическая обстановка, предшествующая революции и характеризующаяся массовым революционным возбуждением, включением большого числа людей в активную борьбу против элиты. Революционная ситуация возникает, если в стране один из факторов бунта - риаторов - достиг предела долготерпения народа.
Революция, социальная революция – это заметное позитивное перемещение страны в политическом пространстве за короткий промежуток времени. Производное от лат. revolutio – поворот, переворот.
Позитивное перемещение – это перемещение хотя бы по одной оси политического пространства в направлении либерализма, демократии, равноправия. Коротким мы можем признать промежуток времени в несколько лет, не более пяти.
Комментариев нет:
Отправить комментарий