Многие и сегодня воспринимают революцию
как прямолинейное движение от традиции к Модерну.
По вектору!
В этом уверен был более 100 лет назад
Павел Николаевич Милюков — русский политический деятель,
историк и публицист, лидер
Конституционно-демократической партии.
В.П. Булдаков
1917 ГОД: ЛИЦА, ЛИЧИНЫ И ЛИКИ РЕВОЛЮЦИИ
Извлечения из статьи.
Булдаков Владимир Прохорович – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН.
Не секрет, что современные представления о революции делались примитивнее. Несмотря на многочисленные публикации источников (главным образом мемуаров), так называемые «объективные» предпосылки революции практически не принимаются во внимание. О закономерностях революционного процесса, похоже, никто не задумывается. «Визуализация» прошлого с помощью современных mass media приводит к тому, что даже в академических работах все больше доминирует дискурс «гениев» и «злодеев» с соответствующей ротацией последних.
Возникают, однако, вопросы. Насколько адекватно воспринимаем мы лидеров революции? В какой степени понимаем обусловленность их решений? Они ли «управляли» событиями или, напротив, события управляли ими? Стоит ли говорить о тех или иных «роковых» решениях или существовали некие альтернативы исторического развития?
П.Н.Милюков
 |
| П.Н.Милюков |
В любом случае Милюкова никогда и никто (за исключением разве что императрицы) не воспринимали как революционера (об этом писали даже люди, склонные трактовать падение самодержавия как «дворцовый переворот») [22, с. 79]. Еще в 1902 г. В.О.Ключевский дал Милюкову такую характеристику: «Это наивный, тяжеловесный, академический либерал, в действиях своих даже глупый, а не вояка искушенный» [12, с. 179]. Хотя знаменитый историк вовсе не был заинтересован в афишировании достоинств своего ученика, главную его слабость он указал. Нечто подобное говорили и другие. «Умный человек, но, несомненно, с шорами на глазах: дальше того, что он раз когдато придумал, никак не может идти», – так характеризовал его в 1906 г. бывший министр просвещения, человек либеральных взглядов И.И.Толстой [42, с. 13]. Видный кадет П.Д.Долгоруков также отмечал, что Милюков – «человек кабинетный, теоретик, лишенный вообще государственного и национального чутья» [10, с. 19].
Увы, за внушительностью и несомненной ученостью скрывался особого сорта догматик. Милюков был позитивистом – и в историографии, и в политике. Из этого следовало, что он предпочитал оценивать происходящее, во-первых, в ментальных горизонтах эпохи Просвещения, во-вторых, оценивать русскую революцию в рамках аналогий с европейскими революциями прошлого, в-третьих, приписывать российским событиям предвзятую телеологичность. По его представлениям, событиям надлежало двигаться в заданном направлении, всякое отклонение воспринималось как аномалия. К сожалению, многие и сегодня воспринимают революцию аналогичным образом – как прямолинейное движение от традиции к Модерну. Думское выступление Милюкова вызвало фурор в образованном обществе: либералы восторгались, правые неистовствовали. Между тем лидер лишь высказал то, что давно было на устах либеральной интеллигенции.
Конечно, были и аполитичные люди, скептично оценивавшие эскапады Милюкова. «…Наши монархисты получили из-под полы глупую, мальчишескую речь Милюкова и носятся с нею, как кот с салом! – писал генерал А.Е.Снесарев. – Подумаешь, невидаль какая! Я стал читать, да и дочитать не мог: такая дребедень…» [39, с. 517]. Как бы то ни было, речь Милюкова приподняла градус общественного недовольства. Правый кадет В.А.Маклаков через день заявил с трибуны Думы в адрес правительства: «Либо мы, либо они. Вместе наша жизнь невозможна» [цит. по: 32, с. 529]. Однако никаких уличных волнений эти и последующие (включая антиправительственную речь монархиста В.М.Пуришкевича) думские выступления, как и последовавшее 16 декабря убийство Г.Распутина, не вызвали. Февральская революция произошла без кадетов, Милюкова и Думы – все они фактически пришли на готовое [5, с. 449].
Исследователи до сих пор не замечают, что основные события революции вообще происходили либо помимо политиков, либо при их минимальном, лишь невпопад «провоцирующем», влиянии. Подлаживаться под толпу Милюков никогда не пытался. «Свою речь он, например, начинал неизменно не с обращения “граждане” (как было принято тогда в его партии) и не с революционного “товарищи” (что некоторыми кадетами также практиковалось в рабочих районах), а с самого что ни на есть старорежимного: “Милостивые государыни и милостивые государи”, – писал о его публичном поведении один наблюдатель. – Нужно вспомнить тогдашний Петроград, чтобы со всей ясностью представить себе, что эти “милостивые государыни и государи” действовали как красная тряпка тореадора на разъяренного быка. На солдатском митинге или где-нибудь на Выборгской стороне бывало достаточно такого обращения, воспринимаемого как вызов и насмешка и контрреволюционная демонстрация – вместе, чтобы Милюков не мог больше сказать ни одного слова» (ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 370. Л. 29.).
Фигура Милюкова по-своему символична. Он, пытаясь действовать во славу России, апеллировал к некоему абстрактному ее гражданину на «чужом» языке. Даже сотрудники Милюкова по внешнеполитическому ведомству считали тактику взаимоотношений своего шефа с Петроградским Советом, с одной стороны, и союзными державами – с другой, «слишком прямолинейной» [24, с. 309]. Главному дипломату явно не хватало дипломатичности. Чисто внешне Милюков также производил странное впечатление: нечто среднее между русским купцом и прусским генералом. «Его седые синеватые волосы представлялись стерильными и ледяными, – таким этот “барственный” человек виделся К.Г. Паустовскому. – И весь он был ледяной и стерильный, вплоть до каждого взвешенного и корректного слова. В то бурное время он казался выходцем с другой – добропорядочной и академической – планеты» [31, с. 574]. Влас Дорошевич уверял, что упрямого Милюкова кадеты меж собой прозвали «богом бестактности» [11, с. 70].
В сущности именно Милюков самоубийственно спровоцировал Апрельский кризис, который вывел на авансцену революции Ленина. 18 апреля 1917 г. Милюков в качестве министра иностранных дел заверил засомневавшихся послов союзных держав, что Временное правительство продолжит войну до победы вопреки официальному курсу лидеров Петроградского Совета на «мир без аннексий и контрибуций». И в тот же день рабочие начали праздновать уже привычный Первомай (по новому стилю). Последующие события стали характерным для того времени соединением провокации и анархии, недоумения и озлобленности, утопии и психоза.
Социалисты готовы были проглотить «буржуазную» пилюлю, но кадетский ЦК призвал граждан выйти на улицы для поддержки правительства. В тот же день солдаты заговорили, что милюковская нота «оказывает дружескую услугу не только империалистам стран Согласия, но и правительствам Германии и Австрии, помогая им душить развивающуюся борьбу немецкого пролетариата за мир… » [36, с. 728]. «Милюков заварил такую кашу, которую ни ему, ни всему правительству не расхлебать…» [30, с. 35], – констатировали интеллигентные наблюдатели. Солдаты требовали отставки Милюкова и Гучкова и обещали прийти на помощь Совету с оружием в руках. 21 апреля на улицы столицы с требованиями мира вышли до 100 тыс. рабочих и солдат. Прозвучали выстрелы, три человека были убиты, несколько ранены. Кто первым открыл огонь, выяснить не удалось (большевики уверяли, что это были гражданские лица, переодетые солдатами) [5, с. 563–564]. Частично Милюков признал пагубность своего поведения. В августе 1917 г. он писал: «История проклянет вождей наших, так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю... Спасение России в возвращении к монархии… народ не способен был воспринять свободу… Все это ясно, но признать это мы не можем. Признание есть крах всего дела и всей нашей жизни, крах всего мировоззрения... Признать не можем, противодействовать не можем, соединиться с... правыми... тоже не можем» (ГА РФ. Ф. 579. Д. 6392. Л. 1об.).
Большим и искренним фантазерам революции сопутствует сладкоголосая мелюзга. И это тоже одна из черт революционного карнавала. Революция эта, по выражению Троцкого, «великая пожирательница людей и талантов», прежде чем до конца использовать человека, заставляла его надеть ту или иную маску. Порой под рукой Клио оказывался случайный человек, едва годный на одноразовое применение, который быстро и бесследно исчезал во мгле людской памяти. Но были и те, которых революция – «заслуженно» или «незаслуженно» – возносила словно специально для того, чтобы проверить, способны ли новые поколения правильно оценить тот или иной ее выбор. Увы, как правило, эту проверку мало кто выдерживает, ибо трудно заставить человека разглядеть в героях и злодеях прошлого самого себя.
Продолжение статьи:
Полностью первоисточник в журнале «Россия и современный мир». 2017. № 1 (94). C. 6-20
Литература.
- Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. – М., 2005.
- Бенуа А.Н. Мой дневник. 1916–1917–1918. – М., 2003.
- Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – Париж, 1955.
- Булдаков В.П. Ленин: Парадоксы жизни и смерти // Русский исторический журнал. – 2000. – Т. III. – № 1–4.
- Булдаков В.П., Леонтьева Т.Г. Война, породившая революцию. – М., 2015.
- Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. – М., 2010.
- Валентинов Н. О Ленине. – Нью-Йорк, 1991.
- Гиппиус З. Живые лица. Воспоминания. – Тбилиси, 1991.
- Гиппиус З. «Черные тетради» // Звенья. Вып. 2. – М.; СПб., 1992.
- Долгоруков П.Д. Великая разруха. – Мадрид, 1964.
- Дорошевич В.М. При особом мнении. – Кишинев, 1917.
- Ильин-Женевский А.Ф. Один день с Лениным (из воспоминаний «виттемеровца»). – М.; Л., 1925.
- Киевская мысль. – 1917. – 22 сентября.
- Ключевский В.О. Письма, дневники, афоризмы и мысли об истории. – М., 1968.
- Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35.
- Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 37.
- Лившин А.Я., Орлов И.Б. Революция и социальная справедливость: Ожидания и реальность («Письма во власть» 1917–1927 годов) // Cahiers du monde Russe. Vol. 39 (4). Octobre–Decembre 1998.
- Литтауэр В. Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911– 1920. – М., 2006.
- Локкарт Р. Агония Российской империи. Воспоминания офицера британской разведки. – М., 2016.
- Лопухин В.Б. После 25 октября // Минувшее. – 1990. – Т. 1.
- Медем В.Д. Из моей жизни: Воспоминания. – М., 2015.
- Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. – Париж, 1979.
- Минувшее. – 1996. – Т. 20.
- Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914–1920. Т. 1. – М., 1993.
- Набоков В.Д. Временное правительство // Архив русской революции. Т. 1. – М., 1991.
- Наумов А.Н. Из уцелевших воспоминаний. 1868–1917. – Нью-Йорк, 1955. – Кн. 1. 27. Никитин Б.В. Роковые годы. Новые воспоминания участника. Мемуары начальника контрразведки Петроградского военного округа. – М., 2000.
- Нуланс Ж. Визит Троцкого во французское посольство // Первая мировая война: История и психология. Под ред. В.И. Старцева. – СПб., 1999.
- Одесский листок. – 1917. – 7 марта.
- Окунев Н.П. Дневник москвича (1917–1924). Т. 1. – М., 1990.
- Паустовский К. Собр. соч. Т. 3. – М., 1957.
- Политическая история России. Россия – СССР – Российская Федерация. – М., 1996. – Т. 1.
- «Претерпевший до конца спасен будет». Женские исповедальные тексты о революции и Гражданской войне в России. – СПб., 2013.
- Рабинович А. Кровавые дни: Июльское восстание 1917 года в Петрограде. – М., 1992.
- Раупах фон Р.Р. Facies Hippocratica (Лик умирающего). – СПб., 2007.
- Революционное движение в апреле 1917 г. Апрельский кризис. – М., 1958.
- Рид Д. Десять дней, которые потрясли мир // Рид Д. Избранное. Кн. 1. – М., 1987.
- Следственное дело большевиков. Материалы Предварительного следствия о вооруженном выступлении 3–5 июля 1917 г. в г. Петрограде против государственной власти. Июль– октябрь 1917 г. Сб. док-тов в 2 кн. – М., 2012. Кн. 1. С. 638, 755–756, 771, 791–793, 798; Кн. 2. Ч. 2.
- Снесарев А.Е. Письма с фронта. 1914–1917. – М., 2012.
- Суханов Н.Н. Записки о революции. Т. 1. – М., 1991.
- Тоган З.В. Борьба мусульман Туркестана и других восточных тюрок за национальное существование и культуру. – М., 1997.
- Толстой И.И. Дневник. 1906–1916. – СПб., 1997.
- Троцкий Л.Д. Ленин как национальный тип. – Л., 1924.
- Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Т. 2. – Берлин, 1930.
- 1917: Частные свидетельства о революции в письмах Луначарского и Мартова / Сост. Н.С. Антонова и Л.А. Роговая. – М., 2005.
- Шаляпин Ф.И. Маска и душа: Мои сорок лет на театрах. – М., 1990.
- Шполянский А.М. Ормузд и Ариман // Еврейская трибуна. – 1920. – № 40. – 1 октября.
Революционер – это политик, недовольный системой власти и желающий осуществлять властные полномочия, активно выступающий против существующего в стране устройства власти. Революционеры целенаправленно стремятся к власти и активно желают изменить само устройство, функционирование власти.
Революционная ситуация – это политическая обстановка, предшествующая революции и характеризующаяся массовым революционным возбуждением, включением большого числа людей в активную борьбу против элиты. Революционная ситуация возникает, если в стране один из факторов бунта - риаторов - достиг предела долготерпения народа.
Революция, социальная революция – это заметное позитивное перемещение страны в политическом пространстве за короткий промежуток времени. Производное от лат. revolutio – поворот, переворот.
Позитивное перемещение – это перемещение хотя бы по одной оси политического пространства в направлении либерализма, демократии, равноправия. Коротким мы можем признать промежуток времени в несколько лет, не более пяти.
Комментариев нет:
Отправить комментарий